В Саратове я могла бы снимать квартиру, можно сказать, за копейки у своих родственников, которые годами ее сдают, куда они и согласились меня поселить на те три дня моего приезда пять лет назад. Потому не было нужды оставаться с Мишей, ни за что я не подпишусь на подобное. И если Юля и тетя Маша вдруг решат, что я хорошо справляюсь и без них, потому передумают приехать, я без всяких сомнений предоставлю Мишу самому себе. Я и сейчас считала, что в надзоре он не нуждается, ему скорее необходим человек, который сможет выслушать и утешить – вроде Юли. Посылая меня к нему – меня, кто не склонен к сочувствию, особенно если дело касалось моих обожаемых родителей , – тетя и Юля допустили глупейшую ошибку.
Я готовила обед – точнее, пока закипала вода для макарон, безуспешно пыталась испечь кексы по рецепту в интернете, – включила музыкальный канал по телевизору и мельком поглядывала на экран. Миша так и не выходил из комнаты, а я порой вспоминала его разъяренный взгляд, когда он понял, что не только Юля станет его нянькой вместо меня. Сестру и тетю ждут серьезные проблемы с парнем, вряд ли у них получится найти с ним общий язык после всего случившегося.
Я так и не решилась спросить у Миши подробности трагедии. Несмотря на то что меня это не так сильно беспокоило, я все же должна быть в курсе, ведь мне придется жить в этом городе некоторое время. О смерти Семена и Луизы нам сообщили родственники, которые же, вероятно, и помогли Мише с похоронами, поскольку один бы он точно не справился. Они сказали, что это был страшный пожар – глубокой ночью сгорела дача, куда Луиза, по их словам, переехала за неделю до трагедии, а Семен чуть позже, – но больше ничего толком не объяснили и резко оборвали разговор. Тетя Маша и Юля тут же приняли решение в течение недели отправиться к Мише, но прежде предупредить его об этом и, конечно же, спросить, все ли у него в порядке.
Юля знала, что на ней большая ответственность, потому что только ей поступали звонки от Миши раз в несколько лет. Он относился к ней лучше, чем ко всем нам, и, наверное, мы это заслужили. Меня удивило, что Миша сам не вышел на связь, сообщив о трагедии, а с Юлей говорил сухо и односложными словами, словно не желал поднимать эту тему в разговоре. Точно это была незначительная мелочь, которая касалась только его и никого больше. Каким образом они провели похороны так быстро, мне по сей день с трудом удавалось уложить в голове. Пережив такое в одиночку, точно ли он в состоянии продолжать жить как раньше, будто ничего не было? К тому же неизвестно, произошел несчастный случай или все-таки намеренный поджог.
Я была слегка потрясена, услышав эту новость, когда вернулась после пар домой и встретилась с Юлей на пороге. Когда спросила у сестры, все ли нормально, потому что заметила, как сильно она побледнела. Она ответила: « Они умерли». Сперва я не поняла, о ком шла речь. Кто они? Она не сказала: « Мама и папа погибли», и только после моего уточнения Юля с трудом заставила себя это произнести. Я видела, как перекосилось ее лицо от отвращения к самой себе, что она не в силах выговорить эти простые слова, – даже сейчас, когда сообщала мне об их смерти. Я спросила ее обо всех подробностях, не демонстрируя при этом никаких эмоций, хотя их, в сущности, и не было.
Когда Юля рассказала обо всем, что знала, почему-то уже тогда стало казаться, что ехать к Мише придется именно мне. Лиза на тот момент лежала с температурой, и, разумеется, Юля не оставила бы дочь с тетей. Тетя Маша не смогла бы уехать, оставив больную внучатую племянницу только с Юлей, поскольку от меня толку не было бы и вовсе. Поэтому я поехала одна, радуясь возможности хотя бы на какое-то время побыть одной в поезде. Но перспектива жить наедине с Мишей – тем человеком, который только что потерял родителей, а я не испытывала при этом никакой скорби, который не видел меня пять лет и не переносил на дух, – просто удручала.
Сейчас я пыталась представить, как бы повернулась наша жизнь, если бы я продолжала жить с Мишей. Если бы тогда тетя Маша не ворвалась к нам в дом и не увезла нас с Юлей. Если бы я жила с Семеном, Луизой и Мишей, терпела разговоры за столом, которые меня не интересовали, кем бы я стала? Я бы смогла быть такой, как сейчас – неэмоциональной, просто черствой, – или каждую секунду своей жизни испытывала бы ненависть, злость и жестокость к тем людям, кто меня родил и вырастил?
Миша прервал мои мысли, так внезапно появляясь на кухне, где я ожидала его увидеть меньше всего. Мы уставились друг на друга, словно виделись впервые, после чего парень прошел к холодильнику и стал изучать его содержимое. Я старалась не поглядывать в его сторону, а продолжать делать заготовку для кексов, чтобы после поместить смесь на сковороду, если она здесь вообще имелась.
Читать дальше