Алексей Ушаков - Неоконченная исповедь Богу. Непридуманные истории

Сел я к преподавателю, а это оказалась завкафедрой английского (первый раз ее видел). Взял билет, уж и не помню, что там было. Экзаменатор дает мне «Физикал Ревью» и говорит:

– Выбирайте статью и начинайте переводить.

Я листаю журнал и, о чудо, вижу статью о спектрометрии – как раз та тема, которой я занимаюсь. Схемка прибора, формулки, графики и спектры – всё знакомо.

– Нашли, давайте, не тяните…

Тут мне и поперло. Я начал как по заученному рассказывать, чем я занимаюсь, со всеми подробностями и нюансами, даже ядерный жаргон применил. Минут через пятнадцать преподаватель меня прерывает, берет журнал, вчитывается в статью и спрашивает:

– Скажите, сколько английских слов Вы знаете?

Нет ничего лучше правды – этому меня еще Мама учила, и я отвечаю:

– Два!

– И какие?

– Эксусайз и эхтиандр…

– И всё?

– Нет, я их просклонять могу в прошедшем времени!

Преподаватель минут пять смотрит мне прямо в глаза, задумчиво так, а там есть куда смотреть – я тогда был с бородой, волосы до плеч (но не хиппи) и говорит:

– Верю!

Понятно, что экзамен я сдал на… уж и не помню.

А еще у нас был семинарист по матану по фамилии Бут, а звали его Евгений, он еще записки на двери деканата оставлял, типа: «Е. Бут в 407 ауд.». Про него нельзя не рассказать. Блондин, волосы ёжиком коротким, высокий, но как колобок, совершенно необъятный в талии. Математику он сек только так. Его задачей было и рассказать, и объяснить, и натаскать. Как в армии говорят: не знаешь – научим, не хочешь – заставим. Так и он. У него была общая тетрадь, где на каждого студента он отводил пару—тройку листов в семестр. Листы были разграфлены по времени, числам и заданиям, и там он ставил оценки. Зачетная сессия у Бута начиналась за месяц до официальной. Представляете, как он нас дрючил… Конечно, на экзамены он выпускал всех, но в таком состоянии, что мать родная не узнавала. А на самом экзамене выслушивал ответ на билет, потом доставал свою тетрадку и начинал гонять по заданиям, где в клетке минус стоял. И при этом он говорил: «Чтобы физику учить, понимать, расчеты делать, надо отлично знать математику, вот я вас и дрючу». На факультете «Т» – самом сложном, нам давали полные курсы математики и физики все пять лет учебы, а на шестой год мы писали диплом.

На лабораторных работах, где мы получали «сверхвакуум» путем применения жидкого азота, а потом и жидкого гелия, произошёл конфуз. Девочка одна из нашей группы, Лена, ходила в шапке из шанхайского барса, шапка была такая большая, что оставить её в гардеробе было нельзя, и засунуть её никуда было нельзя, поэтому в лаборатории она лежала на столе. Нашёлся умник, который решил плеснуть жидкий гелий в шапку как в термос. И вот лежит шанхайский барс на столе весь в инее и «дымит», тут входит преподаватель и говорит:

– Так, прошу всё со столов убрать кроме блокнотов с ручкой. У кого там сигарета дымит, вы что…

– Ленка, скинь шапку к батарее, – шепчет кто-то.

Ленка берёт деревянную линейку и сдвигает заиндевевшую шапку со стола – ДЗЫНЬ-БЛЯМ…

Самым интересным была для меня игра в институтской команде по хоккею, всего год, вместе с завкафедрой теоретической физики по фамилии Мур. Сколько же было надежд на множество экзаменов по этой части! И все было хорошо, пока я не набрал спортивную форму и не начал ругаться матом на поле и за бортиком, да ещё пару раз на тренировках применил к Муру силовые приёмы у борта. Экзамен сдавать было сложно.

Помню был такой момент – в институте не было бумаги и всех просили приходить на экзамен со своими листами. А сдавали мы тогда или релятивистскую теорию поля, или электродинамику, или предмет из комбинации этих слов. Вот я и принес на экзамен листы с ответами на билеты, только сильно продавленные – второй экземпляр без копирки. А экзамен принимал лектор Мур. Отвечая на билет, я обвел вдавленное и пошел отвечать. А формулы там были на полстраницы. Ну Мур мне и говорит: «Алексей, да что б вы такую формулу запомнили, ну не верю».

У нас был преподавателем полковник-танкист, а готовили из нас командиров мотострелковых взводов. Приколов было мало, в основном шагали на плацу и стреляли на полигоне. Но вот когда нам объясняли устройство автомата Калашникова, возник вопрос.

– Это приклад, это рожок с патронами, это затвор, а это дуло, из которого вылетает пуля и летит по «неувидимой» траектории, – говорит полковник.