Ислам Узалов - ПАЗЛ

Сам же папенька однажды, совершенно неожиданно оказавшись со мной в одной компании, вдруг зачем-то стал говорить о том, чтобы я не думал, что у него нет денег. Их у него, оказывается «миллиарды…, миллиарды…».

Ничего кроме брезгливости у меня это, конечно же, вызвать не могло.

Как-то раз мне с одним товарищем пришлось выехать в Хунзах на соболезнование.

Мы могли бы управиться за один день, но он был родом из расположенного рядом небольшого селения, названия которого уже не помню, и, конечно же, не мог вернуться в Махачкалу, не навестив родителей.

Отдав свой долг родственникам усопшего, мы поехали в этот аул, где и переночевали в скромном доме его отца.

Утром, после завтрака, прощаясь с нами, отец товарища – старый сельский учитель вручил нам два совершенно одинаковых пакета, в котором лежали по куску овечьего сыра и сушённой колбасы.

Сыну и мне – человеку, которого он видел впервые в жизни и неизвестно, увидит ли ещё когда-нибудь, он фактически оказал абсолютно одинаковое внимание.

Меня растрогал этот, вроде бы обычный для дагестанца поступок, когда хозяин ради гостя может даже отказать себе в чём-либо, и по дороге думал, что бы сделать ему приятное в ответ.

Вспомнив, что видел у него на столе какой-то дряхлый, потемневший от времени транзисторный радиоприёмник, видимо, служивший окном в мир, решил купить и передать ему через сына что-нибудь более современное и качественное. Однако, по возвращению как-то закрутился в суете дел рабочих и домашних.

Иногда вспоминал о своем намерении, но всегда почему-то невпопад – то поздно ночью, то рано утром, то ещё что-то мешало сразу поехать в магазин и купить.

Прошло много лет и у меня давно уже потеряна связь с его сыном, да и старика, наверное, нет в живых, а я до сих пор всё ещё покупаю ему приёмник.

Была как-то у меня в одном из районов небольшая организация.

По этой причине начальник её – почтенный человек, имел соответствующую ей небольшую зарплату.

Семья же у него была большая и для того, чтобы как-то помочь, по его же просьбе я принял туда и жену, хотя работы для неё, как штатного работника не было никакой.

Честно говоря, она там лишь числилась, а я таким образом повысил зарплату её мужу.

Так продолжалось несколько лет, но в какой-то момент обстоятельства сложились так, что содержать жену стало невозможно и я, пригласив мужа, выразил сожаление и сказал, что придётся штат сокращать.

Тут началось нечто неожиданное.

Он стал энергично возмущаться, сначала устно, а когда получил на руки приказ о сокращении, то посыпались жалобы в разные инстанции.

Ладно бы только на факт увольнения, но он начал буквально поливать меня по чёрному, обвиняя в самых невероятных вещах. Прямо иллюстрация к поговорке о добре, за которое тебе потом отомстят.

Добралась жалоба и до республиканского комитета Народного контроля. Если кто не знает, то была в советские времена такая организация с правами прокуратуры и МВД вместе взятых.

Явился оттуда какой-то многозначительно улыбающийся субъект и начал проверку, увенчавшуюся актом.

Часть акта состояла из столь очевидных глупостей, что в объяснительной записке указывать на них было одно удовольствие. Другая же часть представляла собой нечто невразумительное, которое вообще невозможно было понять. На дурацкую жалобу ещё более дурацкий акт.

На мою просьбу объяснить смысл того или иного предложения он лишь улыбался и говорил, что в комитете поймут.

Я взорвался и, не дожидаясь вызова, сам поехал туда. Председателя не было, а первый заместитель, перед которым я положил акт с просьбой пояснить мне смысл некоторых фраз, прочёл его и впал в задумчивость, выйдя из которой, начал рассказывать о том, какой замечательный человек автор этого самого документа.

В конце – концов, в комитете тоже, вроде, поняли что к чему и жена осталась уволенной, меня не четвертовали и, к тому же я сам, разъярённый клеветой и проверками, уволил вдогонку и самого пакостника, у которого и без этого хватало грехов.

Но это не всё.

После увольнения он явился ко мне в кабинет вместе с ходатаем – вполне вроде приличным человеком, к тому же знакомым мне доктором наук из пединститута (что-то мне везло на ходатаев из этого самого института), который начал настойчиво уговаривать меня восстановить его в прежней должности.

Самое поразительное, что он никак не хотел понять невозможность этого после всего происшедшего.