Альберт Горошко - Русский остров

– Подъем!

“Началось”, подумал я и спрыгнул сверху, попав ногой своему соседу по затылку.

– Отбой!

Мы снова лежали. Краем глаза я увидел, что в роте остался только наш взвод, остальные уже выбежали. Вдогонку последним голым телам летела деревянная табуретка, с грохотом покатившаяся по полу.

– Алё, дрищи, ваш подъем через два часа! – уже спокойнее сказал комвзвода, и мы остались лежать, осмысливая его обидное обращение. Попугал немного, а мог бы и дать поспать – спали мы от силы часа три…

…– Взвод!…Подъем!!! – казалось, что прошло всего несколько минут, а не обещанных два часа сна. Рота была уже как живой муравейник, наполненный синими муравьями.

Соскочив сверху, я кинулся к своей табуретке, на которой ночью оставил форму, и опешил – это была не моя одежда!

– Друг, ты ничего не перепутал? – спросил я Воронина, но он тоже стоял и озадаченно вертел вокруг пояса брюки – они были в два обхвата его худой талии. Я стал натягивать изрядно поношенные штаны. Рука инстинктивно искала ширинку. Я застегнул пояс на боку. Края штанин еле доходили до щиколоток. Мой новенький тельник превратился в грязное полосатое платье почти до колен, с длинными рукавами и дырками на спине. Рукава голландки не закрывали запястий, застиранный бледно-голубой гюйс бурел широкой полосой чужой грязи. Новыми остались только ботинки-“прогары” сорокового, редкого, маленького размера, и беска.

– Стройся на центральном проходе! – командовал Владимирский.

Мы вышли на ЦП. Некоторым повезло – их нетронутые формы темнели на фоне остальных, лоснящихся от грязи, белесых, мятых и безразмерных.

– Ровняйсь! Смирно!…Вольно!

Старшина ходил вдоль строя и разглядывал нас, одергивая и поправляя многочисленные изъяны.

– Да, ну вы и уроды… – проговорил он, отойдя на два шага. Мы захмыкали и закашляли.

– Товарищ сержант…разрешите обратиться! – выкрикнул самый маленький в нашем строю.

– Шаг вперед! Не сержант, это у сапогов сержанты, а старшина. Фамилия?

– Кропалёв!

– Кропаль, значит, – старшина, сам невысокого роста, глядел на молодого бойца сверху вниз. – Наряд на камбуз!…Не слышу?

Это означало, что Кропалев должен был ответить: “Есть” и так далее, но он только смотрел на старшину своими серыми глазами с густыми черными ресницами. На его горбоносом лице было полное непонимание своей вины.

– Два наряда! Встать в строй. Еще есть вопросы?

– Никак нет! – ответили мы вразнобой.

Владимирский раскрыл тетрадку и начал перекличку. После ее завершения мы были разбиты на отделения по пять человек, над каждым был назначен командир отделения. До завтрака оставалось минут пятнадцать, и Владимирский разрешил нам разойтись заправить шконки и умыться.

7

Завтракали мы в учебном камбузе, находящемся в нашей казарме на первом этаже. Все сделали два открытия – еда была не такая уж и невкусная, как ожидалось, и ее было очень мало. Каждый стол был рассчитан на десять человек. Нас ждали по полпорции овсянки на воде и по полстакана чаю. Кроме того, на середине стояли две тарелки с десятью кусочками белого хлеба, за тонкость которого, видимо, отвечал сам командир части перед кем-то еще вышестоящим, и десятью кусочками, точнее, колесиками масла. Инструмент, которым создавались эти тридцатиграммовые кусочки масла, я увидел потом, попав в наряд по камбузу – это был жестяной ободок на длинной ручке.

После завтрака, столпившись на плацу возле казармы, мы обсуждали случившееся ночью. Кто-то здесь же начал меняться формой, чтобы хоть как-то подогнать ее под свои размеры. Я твердо решил найти свою одежду. Дело было в том, сразу после бани я расковырял шов на поясе штанов и сунул туда сложенную полоской десятку. Как это сделать, я еще не придумал, но, скорее всего, мой размер 48-5 не такой уж и распространенный, да к тому же новую форму от старой отличить можно без труда.

– Алё, воины! – раздался знакомый голос, и мы умолкли и повернулись к подошедшему Воробьеву.

– Что у вас тут за порнография! Становись!

Никто не тронулся с места.

– Вы чё, слоны, совсем оборзели?! – крик Воробья сорвался на визг. С выпученными глазами он кинулся к первому, кто ему попался на пути и с разбегу ударил его ногой в живот. Это был Ворона, который, переломившись пополам, полетел в гущу товарищей и опрокинул еще двух человек. Воробей уже замахнулся на следующего – это был Смирнов, автор вчерашней неосторожной фразы. Воробей задержал руку на взлете и прищурил глаза. Что-то блеснуло в них. Я подумал, что Смирнов пропал!