Дядька Коля достал пачку с дешевыми сигаретами, нервно закурил. Сплевывая попавшие в рот крошки, махнул рукой:
– Да и зачем я ей тогда был? Выпивал ведь, чего греха таить… Думал, простит она меня, сойдемся, я пить брошу и все у нас будет тип-топ… А она не простила… Да и силы воли у меня не было… Это уж вот теперь, когда встал вопрос о жизни и смерти, я за жизнь ухватился, четверть века, можно сказать, в рот не беру…
– Тебе бы и курить бросить надо…
– И без тебя знаю, что надо… Так я и брошу, готовлюсь…
В окно высовывается строгая, седоволосая старуха:
– Старый ты нахал, забирайся живо домой, только языком чесать и горазд…
– Иду, Марья, иду… Не переживай, у меня все тип-топ…
И, обращаясь ко мне:
– Пойдем… Посидим, выпьем… Под хорошую закуску стопарь-другой мне и сейчас не повредит…
Но, заметив мой растерянный взгляд, широко улыбается своим беззубым ртом:
– Марья-то? Так это она и есть… У нее уж внуки были, когда мы сошлись. Я по городам помотался, время было тяжелое, работы нет, решил, что в деревне как-нибудь проживу, не так еще, было время, жили. Вот и приехал… Да пойдем-пойдем в дом-то… «Марья, давай сальца порежь, да бутылочку скорее доставай, чтобы все было тип-топ, гостья у нас…»
Конечно, я не могла удержаться, чтобы не дослушать до конца дядьки Колину историю, а еще больше хотелось увидеть отношения этих двух пожилых людей, которые в юности чуть не похоронили свою любовь.
Дядька Коля, налив полные стопки, вдруг говорит мне:
– Держись за то, на чем сидишь…
И достает альбом с фотографиями.
– Внуков-то у меня, внуков-то, во, Валерка, и Алена, и Димка… Да они меня сильнее, чем Марью любят… Большие уж, все хорошо у них, Димка вот только жену оставил… А Аленка скоро правнучкой порадует, опять буду сказки говорить…
– Конечно, ты языком-то чесать горазд, тебе ведь не у плиты стоять, не бельишко ихнее стирать, тебе только сказки придумывать, а деткам чего надо… Вот бы кому книжки-то писать…
Марья достает из шкафа толстую пачку писем, перетянутую льняной веревочкой.
– Два года мне мозги пудрил, а сам…
– Марья, Марья, только не надо перекосов, а то давление опять подскочит… Ты лучше расскажи, как встретились мы с тобой…
– Так в больнице встретились, судьба видно. Допился он до ручки, мне потом бабы рассказывали, что полгода его трезвым не видывали, поставит браги флягу и пьет… Вот в больницу и угодил. Язва… Крови много потерял, с того света, считай, вытащили. А я приехала подругу навестить. Она мне и говорит: «Загляни вон в ту палату, там мужик из нашей деревни лежит, тяжелый, умрет, наверное…» Вот я и заглянула себе на беду…
– Какая беда-то, Марья, какая беда? Четверть века уж живем, и все у нас тип-топ… Старая любовь не ржавеет… Жалко, что прихварывать ты начала, да и я не орел…
Марья пересела на диван и, подложив маленькую подушечку, прилегла:
– Устала я, прилягу, вы уж тут без меня пейте, ешьте…
Я пересела поближе к ней и задала главный вопрос, который так мучил меня в последнее время:
– Тетка Марья, неужели это можно простить?
– А чего ж не простить… Если любишь… Особенно, если такой…
И я увидела на ее губах загадочную улыбку.
За окном ранние сумерки, в семье Даньки полнейшая идиллия – мама вяжет носки, сам Данька торчит в телефоне, папа укладывает в рюкзак необходимые инструменты, ему завтра ехать в командировку, в райцентр, откуда он родом.
Бабушка Маня дает отцу наставления:
– Ты, Гоша, к тетке-то Тамаре обязательно зайди, я ей брякну, что ты в родных краях будешь…
– Да я не представляю, где она и живет-то, недавно же переехала…
– Здравствуй, милый… На аэродроме живет, смотри новые-то дома, у нее пятый…
Данька, вроде бы совсем не вникающий в то, что происходит в комнате, срывается с места:
– Ба, ты о чем? Какие дома на аэродроме? Там должен быть вокзал, взлетная полоса, а ты о чем? Дома какие-то…
– А о том я, о том, ты не встревай, чего не знаешь!
– Как это я не знаю? Какой там аэродром, сроду не было!
– С твоего роду, конечно, уже не было, а с моего – был всегда. Мы на самолетах в областной центр за сорок минут добирались, не то, что теперь…
– Ба, с этого места давай поподробнее… Что за аэродром там был?
– Да обычная тесовая избушка на краю поля, самолеты, их еще кукурузниками звали, да посмотри, если интересно, в кино наш аэродром снят, в «Афоне»…
Данька отцепился на время, а, заметив, что бабушка улеглась, подсел к ней:
Читать дальше