Михаил Липскеров - Большая литература

Ну, травка, дубравы тут и там. Слева дубрава для нашего Засадного полка. Справа – для ихнего Засадного полка или – наоборот: смотря откуда смотреть. Нет единого мнения, откуда смотреть. С ихней стороны. Или с нашей.

Такие же проблемы возникли с Полками Правой и Левой Рук. Обратно – с какой стороны смотреть. И чтобы не путаться, к правым рукам Полкам Правой Руки привязали по пучку сена, а к левым рукам Полкам Левой Руки – по пучку соломы, что вызвало среди Полков некоторые споры, потому как каждому члену Полка известно, что сено против соломы – все равно что плотник супротив столяра. Ну, поотрубали головы по пятерке с каждой стороны и слегка поуспокоились. Да, и чего гоношиться, когда в битве все смешается: сено Полка Правой Руки Наших с соломой Левого Полка Ихних. И наоборот. А других признаков различия никаких нет. Все – в лаптях и по-церковнославянски. Междоусобица!

Поначалу Микоша с нашей стороны и Сугомля – с ихней в поединке порубали друг друга.

Вусмерть.

И делать нечего: пришлось начинать общую битву. Хотя дома людей ждали дела. Наших – наши дела. Ихних – ихние. Но, в общем, одни и те же самые. Потому как все в лаптях и говорят по-церковнославянски. Одно слово – Междоусобица!

И в общей битве получилась такая же хрень что с нашей стороны, что с ихней: у правых рук Полков Правой Руки – сено, а у левых Левой Руки – солома. Потому что сено – оно сено и есть, и с соломой – такой же силлогизм. Обратно – лапти и церковнославянский язык. И кто кого порубал, осталось в сомнении. Междоусобица!

И последними в битве легли Наш и Ихний. Потому что – Идея! До последней капли крови! Несмотря на лапти и церковнославянский язык. Междоусобица!

И осталось непонятным, какая такая была эта идея… Когда все – в лаптях, и все – по-церковнославянски… Когда – Междоусобица!..

И что с такой, скажите на милость, историей делать прикажете?..

А льны на этом поле по сию пору рождаются знатные.

Тут у нас купец 2-й гильдии по суконному делу Петр Дормидонтыч Кузяев около вокзала решили Пруд соорудить: лодки, лебеди и прочая красота типа карпов и золотых рыбок, – пусть, мол, приезжий люд любуется.

И соорудили. Освящение, городничий, ведро водки и другой ингредиент праздника.

И сразу маленькая незадача. Одна девица низкого звания Лизавета по залету от дворянского сынка Эраста в Пруд бросилась и утопла.

Ну, обратно освящение, городничий, ведро водки и другой ингредиент праздника.

И одна девица Аленушка, тоже низкого звания, повадилась сидеть у Пруда в ожидании с турецкой кампании солдатика Иванушки. Но не дождалась по случаю убиения и тож в Пруд жахнула.

Ну, сами понимаете: освящение, ведро, ингредиенты…

А на следующий день один мужик из немцев по имени Веверлей пошел на Пруд купаться, оставив дома законную жену Доротею. Знамо дело, из немцев. И утоп. Потому что плавать в Пруду не умея, привязал к ногам, немчура тупая, пару пузырей. И нырнул. И голова – под водой. А ноги с пузырями – над. А ногами немцы дышать не обучены. Вот он и утоп.

Ну, значит, опять процедура… И только батюшка поднес лафитник ко рту, как почтарский оголец бегом приносит телеграмму: мол, графиня изменившимся лицом бежит к Пруду. А чего бежит, из телеграммы неизвестно, лишние слова денег стоят.

И Петр Дормидонтыч Кузяев, купец 2-й гильдии по суконному делу во избежание дальнейших самоубийств Пруд приказали засыпать.

И засыпали.

И на пустом месте решили Петр Дормидонтович Дом приезжих соорудить, потому как рядом с вокзалом.

И соорудили. И освятили. И городничий. И ведро водки. И другой ингредиент праздника.

И назвали Дом приезжих названием странным, неведомым, но красивым.

Англетер.

И году эдак 1925-м в него вселился поэт Сергей Есенин…

Двуспальная кровать была готова к бою: что характерно, обе стороны готовились к нему весьма обстоятельно. Были заготовлены соответствующие напитки и еда, соответствующая напиткам, в пределах имеющихся в наличии денежных купюр. Он был весьма вальяжен и одет не без претензии: на нем были шевиотовые брюки-галифе мышиного цвета производства США, сорочка-апаш в горошек и роскошный черный бант. На ней – крепдешиновое красное платье с небольшим вырезом на груди, коричневые фильдеперсовые чулки на пикантных подвязках и роскошный красный бант на черной с блеском косе. Она была очаровательна в своей невинности, а он глядел на нее с улыбкой опытного ловеласа.