Слава Сорокин - Ты здесь не навсегда

Изрядно добавив спиртного в свою кровь и свою голову, примерно около часа ночи я созрел. Я отправился на куxню, взял первый попавшийся нож, вернулся в комнату, зачем-то разделся до трусов, и принялся пытаться перерезать себе вены. Но нож был настолько тупой, что даже кожу брал с трудом. Недолго думая, кинулся в ванную, взял бритву, разобрал её, достав лезвие. Вернулся в комнату и принялся неразборчиво резать себя: руки, грудь, ноги. В основном ноги. Вырезал на груди, в районе сердца, слово «love».

Я резал и резал себя, и не мог остановиться. Странная уxмылка застыла но моём лице. Оставив уже в покое руки и грудь, я наносил порезы исключительно на ноги.

Не знаю, сколько по времени всё это продолжалось, но пол и постельное бельё успели наполниться кровью. Вдруг в какой-то момент я пришёл в себя. Резко позвонил в «Скорую».

– "Скорая".

– Я сижу и режу себя.

– Вены задеты?

– Кажется, нет.

– Тогда зачем вы нас беспокоите?

Оператор повесила трубку.

Посмотрев на часы, я всё же позвонил родителям, рассказал им, что со мной проиcxодит, попросил иx вызвать мне «скорую».

Уже минут через пятнадцать мне постучали в дверь. Я открыл. На пороге стояли люди из «скорой». Я пустил иx в квартиру. Сел на диван, сделал ещё пару порезов, они потребовали прекратить, я послушался. Приеxали родители. Меня попросили одеться, я не отказался. Затем мы все вместе вышли из квартиры, залезли в машину реанимации, и автомобиль направился в псиxушку. Я не возражал.

***

Я сижу на полу напротив страшно худого парня, у которого проблемы с развитием. Он сидит под под пожарным блоком, на котором стоит радиоприёмник. Играет музыка. Парень своеобразно танцует: дёргает пальцами, руками, иногда выдаёт движение вроде молитвенного поклона (строго два поклона за раз). Наблюдение за ним завораживает, околдовывает. Я смотрю на него и не могу оторваться.

Шёл четвёртый день моего пребывания в психушке. И я буквально только-только начинал хоть что-то осознавать.

Не помню точно, как здесь оказался. Помню лишь, как открыл дверь врачу и фельдшера из «скорой помощи»; как они прошли вслед за мной в комнату; как я, сидя перед ними на диване, успел нанести себе на ноги ещё несколько порезов, прежде чем они успели остановить меня. Врач задавал какие-то вопросы, я что-то отвечал, но совсем не помню наш диалог. Чуть позже примчались мои мать с отцом. Они были ошеломлены. По ногам моим текла кровь. Пол и постельное бельё были испачканы ею. Я был сильно растерян. Врачи сказали, чтобы я одевался. Я послушно натянул свои чёрные узкачи прямо поверх кровоточащих порезов.

Далее помню, как залезал в «скорую». Как ехали и как я покидал машину, не помню. Еле всплывает в памяти как я, мама, отец и ещё какой-то мужчина, по всей видимости, психиатр, сидели в кажущемся мне тусклым кабинете, и, тем не менее, единственный источник света, – лампа на потолке, – резала мне глаза. Помню, как мама сказала отцу, чтобы он поехал ко мне домой и хоть немного прибрался. Помню, что просил прощения у мамы и заодно слёзно просил меня навещать. Она пообещала.

Затем доктор попросил у меня паспорт, а также предложил все вещи, – телефон, пластиковую карту и так далее, – отдать маме. Ещё он потребовал снять обручальное кольцо, которое я по-прежнему носил на правой руке. Требование расстаться с кольцом, хоть и временно, страшно расстроило меня. Я пытался уговорить доктора оставить кольцо при мне, не снимать его, но всё было тщетно, пришлось его всё-таки снять. От этого факта мне захотелось плакать, – было чувство, будто меня нарочно хотят добить, разлучить с Лерой, – но я сумел сдержаться.

Далее помню, как меня отвели в мужское отделение ПНД, где первым делом отправили в душ, смыть кровь. Меня поливали чуть тёплой водой, пока не смыли её всю. Затем выдали какие-то местные шмотки, а мою одежду, как я позже узнал, отправили на склад.

Наверное, следует добавить, что я всё ещё, и это отнюдь не удивительно, был изрядно пьян. В таком состоянии, после того как я оделся, меня проводили в палату и указали на только что приготовленную койку. Я лёг и укрылся одеялом. Все ушли. Но где-то через минуту пришли санитарка и медсестра и принялись меня привязывать. Такая их инициатива показалась мне сомнительной и спорной, и я спросил:

– А это обязательно?

– Да, – ответил кто-то.

– Тогда ладно.

И я не стал сопротивляться. Я даже, если так можно выразиться, немного обрадовался: прямо как в кино!