Владимир Сонин - На буксире

Случилось так, что я, сидя в том же помещении, то есть в туалете, за закрытой дверью одной из кабинок, стал невольным свидетелем их (вернее его) разговора. Он рассказывал стаканам, а заодно и мне, всю правду об инопланетянах. Вряд ли имеет смысл приводить здесь весь монолог, тем более что большую его часть мне пришлось бы придумать: взаимосвязи и выводы были настолько неоднозначными, что любому непосвященному человеку, в том числе и мне, показалось бы, что их не существовало вовсе, а воспроизвести текст в этом случае представляется практически невозможным, если только не запоминать слова буквально. Из того, что я действительно запомнил, – это, пожалуй, три, вернее два с половиной, факта. Первый: инопланетяне существуют и давно живут на Земле среди нас. Второй: инопланетяне живут в траве. И еще половина факта: у них есть какие-то политические взгляды (то ли левые, то ли правые, то ли анархические, то ли еще какие-то). Именно из-за того, что этот третий пункт оказался мной не вполне понят, считаю его за половину факта.

Остальное в моей памяти почти сразу превратилось в отдельные обрывки мыслей вроде: прилетели, давно, флаги, ходят, не ходят, корабль, давно, захватить, думают, давно, флаги… И так далее. При этом они (Сроп со стаканами) явно искали пути для решения этой проблемы, потому что кроме упомянутых аспектов звучали также угрозы: «мы им еще», «у них нет выбора»… И все в таком роде. В чем, собственно, заключалась проблема, мне судить сложно, но я сделал заключение, что им всем (ему и стаканам) она известна давно и, надо думать, была обозначена на одном из их первых совещаний.

Тогда, сидя за дверью, я не имел желания прерывать эту дискуссию и терпеливо дожидался ее окончания. Тема показалась мне очень щекотливой, и я, признаться, попросту стал опасаться, что если они узнают, будто я стал невольным свидетелем происходящего между ними разговора и принятых решений, то могут неверно это истолковать и предпринять какие-либо (возможно, небезопасные для меня) действия.

Это был первый чудак, фигуру которого с тазиком в руках, полным грязных или чистых стаканов, каждую пятницу можно было обнаружить в коридоре, ведущем в туалет.

Второй чудак с фамилией Перевогин всем подряд рассказывал о своих любовных похождениях, рисуя себя в этих делах специалистом высокого класса, сумевшим, по его словам, добиться взаимности от каждой из интересующих его дам в нашей конторе.

Он относился к тому типу людей, которые во время разговора приближаются к собеседнику гораздо сильнее, чем допускается этическими нормами. В результате складывалось впечатление, что если пока еще он не залазит собеседнику в трусы, то по крайней мере намеревается это сделать. Именно такое ощущение возникало у меня, особенно в совокупности с его манерой говорить, раздражающе вкрадчивой и от этого противной. Усугублялось впечатление его мерзким запахом изо рта – то ли из-за курева, то ли из-за гнилых зубов, – и при разговоре иной раз я себя еле сдерживал, чтобы не опорожнить желудок прямо ему на ноги, хотя, по правде говоря, сделал бы это с удовольствием, если бы не рамки приличия.

Все противоречие состояло в том, что вряд ли эти факторы, равно как и его совершенно нелепый свитер и дурацкая бородка, могли способствовать его успеху у дам. Единственное, что могло в нем заинтересовать женщин, – возраст. Было ему слегка за тридцать – пожалуй, как раз тот период жизни, когда мужчина, если он хоть в чем-нибудь преуспел, может с гораздо меньшими усилиями стать привлекательным для женщин, чем, скажем, в восемнадцать, потому что к тридцати он уже не похож на того общипанного цыпленка, каким был десять лет назад. Но в случае с Перевогиным оговорка насчет возраста и успешности весьма значима: если к тридцати твое единственное приобретение – стойкая вонь изо рта и нелепый внешний вид, то пиши пропало, можешь рассчитывать разве что на трухлявую старушку с плохим обонянием, но с еще сохранившимся почему-то стремлением к телесному контакту. Впрочем, я утрирую, поскольку и многие дамы, разменявшие третий десяток, могут похвастать лишь наличием пары детей вне брака или в бывшем браке, перенесенными венерическими заболеваниями, пристрастием к алкоголю или наркотикам, отсутствию всяческих устремлений, кроме тяги к примитивным удовольствиям, которая, собственно, и принесла им все вышеперечисленное.

Так что на самом деле поле деятельности у Перевогина было широким, но его проблема, по всей видимости, заключалась в том, что свою деятельность он вел просто не на том поле, нелепо направляя свой похабный взгляд в сторону чистых и даже нетронутых созданий, оскверняя их своим прогнившим дыханием.