Ксения Букша - Адвент

и друг друга держать

и применять к потолку

разные химические средства

но ничего не помогало

влажные салфетки не помогали

средство для мытья посуды – а, хуй там

ацетон для снятия лака ещё хуже растёр

Ира уже в голос рыдала

но тут Аню осенило: корректор, бля,

корректор для конспектов!

Белая такая жидкость, которая быстро твердеет

исправлять описки, опечатки и брызги вина

на белом потолке

квартиры лучшего финансового аналитика

в десятке мирового рейтинга

и вот Аня стоит и махонькой кисточкой

из корректора потолок белит аккуратненько

замазала все капли по одной

и пятно вокруг побелила

стало всё как раньше

Ира успокоилась

посидели ещё внизу под корректором

посмотрели на потолок – неа, незаметно!

Вот радость-то!

Вот счастье!

Вино выпили, ещё купили —

и дошли понемногу до того состояния

в котором можно было услышать Ирин смех

Ирин чудный смех

свободный, идиотический, младенческий

наверно, когда Ире было шесть месяцев

и её папаша ещё не покинул семью

(мать у неё была гиперответственная

а папаша – летун)

наверное, тогда она смеялась именно так

Аня представляла себе, как папа щекочет

маленькую Иру за пятки

и оба хохочут, как два Амадеуса

из фильма Милоша Формана

бессмысленным безоглядным смехом

очень скоро Ира и аналитик развелись

во-первых, Иру достали трусы от Calvin Кlein

во-вторых, аналитик запрещал ей

сушить волосы после часа ночи

у неё были шикарные кудри почти до пояса

а приходила домой Ира поздно

потому что была трудоголиком

и никак не могла она раньше часа начать мыть волосы и потом их сушить

пока ототрёшь всё белое

пока двести трусов погладишь

и никак

и в результате Ира всё-таки сушила волосы

уже после часа ночи

и её финансовый звездоносец

в фирменных трусах

просыпался с бранью

а однажды не выдержал совсем

и попытался Иру ударить

но у неё в руке в этот момент был уже не фен

а стакан горячего молока из микроволновки

и она его вылила ему прямо в трусы

от Calvin Кlein

он перестал соображать на минутку —

вверх или вниз пойдут акции

он визжал, а Ира смеялась

так вот они и развелись

потом Ира долго не могла смеяться

и теперь, возможно, ей не так просто

это делать

когда понимаешь, что смех не выход

наступает тупик

есть такие вещи как депрессия, например

тупик, из которого нужно долго и трудно

выбираться

или просто – жизнь

которая течёт, как песок сквозь пальцы

вечная, как солнце – а ты не вечен

они не виделись тысячу лет

Аня отдалилась от всех подруг

но и Ира тоже ни с кем из них не видится

все как-то отдалились

и вообще: что-то ведь было, обещало, брезжило

и вроде что-то сбылось – не то чтобы ничего

всё вроде бы не так уж плохо

откуда же это ощущение конца, тупика

почему кажется, что ничего больше не будет

кроме вечного повторения,

из которого никуда не выскочить

и можно ли вообще из этого выскочить

и если да – то куда

есть ли что-то ещё, кроме всего этого

и что с этим делать

В темноту за окном понемногу подливало жидкого света. Тающая, оплывающая картина была видна во дворе: серая слякоть, среднее между снегом и водой, серые ледяные дорожки и горсти песка на них, капли на ветках, редкий снежок. Сквозь сон Костя слышал, как втыкаются капли воды в жестяные карнизы. Создавался непрерывный ритм: стук и вибрация, треск и шлёпанье, эхо самого двора и эхо водосточных труб. Костя, с закрытыми глазами, под этот концерт видел асфальт, близко-близко, с серо- зеленоватыми пятнами и вкраплениями, как будто он поднёс этот асфальт к глазам.

Аня и Стеша ушли. Дома никого не было. Костя долго стоял, прячась за шторой, и наконец решил, что вынесет мусор и заодно посмотрит на снег. Костя любил снег с детства и, будучи ещё совсем мелким, бесконечно пытался вообразить плоскость, проведенную через каждые три произвольные снежинки.

Костя вышел с мешком и всё время, что шёл к помойке, через двор, а потом через улицу наискосок, ни о чём не думал. Это было лучшее занятие на свете. Думание ни о чём можно пить через трубочку, наслаждаясь, и это никогда не надоест.

Поднимаясь по лестнице, он вдруг вспомнил, что сегодня у него созвон с Олегом из Канады. Почти все Костины друзья свалили – кто в Канаду, кто в Штаты, кто в Лондон. Костя искренне не понимал, почему не валит он сам. (Так бабушка вынимала иногда тёмно-синюю пряжу, развешивала её на руках, разглядывала, как врач кардиограмму, и качала головой: куда всё девается, не понимаю.) Факт, что Костя в принципе хотел бы свалить, но ничего для этого не делал. Для конкретных действий нужен был план, задача, воля. У Кости не было задачи и плана, да и для воли надо жить в обыкновенном времени, в часах и днях. Разумеется, Костя всегда знал, который час, но был категорически против того, чтобы придавать этому определяющее значение.