Валерия Колесникова - 32 декабря. Повести и рассказы

Перед тем, как уйти в гостиницу, я подошел к нему и спросил, что он думает о моем номере. Его мнение для меня было важнее любых лестных отзывов.

Он взял мою мокрую от волнения руку, повернул ладонью кверху, затем вынул из кармана свой тряпичный клоунский нос и отдал мне:

– Я много лет пытался создать хоть какое-то подобие такого волшебного номера. Я смешил людей, но не одухотворял их. У тебя есть талант врачевания душ, не потеряй его! Есть поверье: если хотя бы на время оставить дар, полученный свыше, он переходит к другому. Береги этот дар, мой мальчик!

Расчувствовавшись, мой старый друг начал долго трясти мою руку, его глаза наполнились слезами:

– Да, вот еще. Это самое важное. Не возгордись, ибо в самомнении мы теряем ощущение реальности. И никогда не запивай неудачи вином, как это делал я. Есть еще кое-что, но, пожалуй, третье наставление ты не сможешь выполнить. Это не под силу молодому человеку. Достаточно и этих двух.

Клоун потрепал меня по щеке и уже хотел было уйти, но я остановил его и крепко обнял. В тот момент я подумал, что через него говорит со мной тот старец, и мне хотелось дослушать его речь до конца.

– Скажите, что же это за наставление? – сказал я после некоторой паузы.

– Ты способный ученик, вернее, не так… – клоун сильно разволновался, и по его лбу потекла капля пота. – Ты ученик, который превзошел своего учителя. Хорошо, я скажу. Но жизнь сама определит, будет так или иначе. Если когда-нибудь полюбишь по-настоящему, не предавай это чувство. Пусть любовь будет неразделенной или взаимной. Первый свет – от Бога. Без любви все бессмысленно.

Я тогда действительно не понял, зачем мне это третье наставление. Мне казалось, что о любви не может быть и речи. И моя единственная любовь – это цирк.

– Я теперь могу спокойно уйти из цирка, добавил клоун. – Мне совсем не жаль отдавать тебе свой дар.

Он пронзительно, пристально посмотрел на меня, будто прощаясь навсегда, и удалился. Я долго буду помнить эту встречу.

Воспоминания прошлого были такими печальными, будто недавно пережитыми, и бередили мою душу, словно не желавшие предаваться забвению. Но я пообещал сам себе, что не вычеркну из памяти ни одного из них и сохраню в душе все, что случилось со мной за это время: и беззаботное веселье, и невосполнимую грусть – все чувства одинаково наполняли меня. И все-таки нельзя, нельзя жить прошлым, ибо теряешь настоящее. Я это прекрасно понимал.

В размышлениях я дотянул до обеда. Утром я привык не завтракать. Мне вполне хватало двух чашек горького кофе. Это был мой утренний ритуал, без которого день мог не заладиться. Я варил кофе в любых условиях, наслаждаясь его ароматом. А к обеду мне нужно было съесть что-то из любимых блюд – так рекомендовал мой доктор для восстановления аппетита.

Дом моего друга был полностью благоустроен. В центре зала красовался камин, который согревал дом поленьями, отопление тоже имелось, но я не помню, чтобы им когда-либо пользовались. Обстановка располагала к размышлениям у мерцающего огня. Но еду всегда готовили цивилизованно – на электрической плитке, состоящей из двух конфорок, а еще в духовом шкафу. И я направился на кухню, где решил побаловать себя изысканными блюдами, которые когда-то готовил исключительно для Софи. В моем распоряжении находилась свежепотрошенная утка, которую я вдохновенно начинил чесноком и черносливом, затем обильно смазал ранее приготовленным сметанным соусом, добавил к ней картошку и отправил в духовку жариться. И снова сел к камину с первой попавшейся под руку книгой, чтобы скоротать время до обеда. Почти все имеющееся у моего друга бумажное наследие было делом моих рук. Я много лет дарил ему книги – от новинок до классики – в надежде, что когда-нибудь на старости лет мы, два седеющих старика с бокалом красного вина, приступим к одному из самых иллюзорных наслаждений – чтению. Каждый возьмет понравившуюся книгу и будет читать ее с упоением. Мы будем цитировать друг другу знакомые и неизвестные фрагменты, размышлять о смысле бытия и вспоминать о днях давно минувших.

Я не терял этой надежды и сейчас. Как знать, такое вполне еще могло случиться. А пока я в одиночестве открыл книгу, полюбившуюся мне еще в юности. Автором ее был Евгений Шварц. Вы не поверите, но мне казалось, что, порой, он говорил моими словами, будто подслушивал мои мысли и думал моей головой. В детстве я зачитывался его сказками, не осознавая, какой глубокий смысл содержится в них. Шварц был романтиком и правдолюбом, для меня – человеком невероятным, посланным Богом на эту грешную землю для обличения пороков. Мне всегда казалось, что в разные периоды истории на многострадальной планете появлялись такие вестники, которые проповедовали об истине. Среди них были люди разных профессий и вероисповеданий, вероятно, для того, чтобы достучаться до каждого жителя земли. И даже если твой сосед потерял смысл жизни, обязательно в его дверь постучится такой посланник – через литературу, музыку, живопись, религию. Так вот Евгений Шварц был, как мне казалось, своего рода посланником свыше, проповедовавшим о пороках общества и государства, о силе и сокровищах любви, о времени, которое невозвратно.