своего брата, только из-за того, что он рядом с ним постоянно и что он его никогда не бросит. И
стало стыдно ему. И перестал он стыдиться и забыл. И было ему все еще грустно из-за утраты им
профессора Грина, которого он так откровенно всем сердцем любил. И в этот раз он уже не хотел
платонической любви, но настоящих интимных отношений причем среди людей – на площади —
любовный акт, что осветит улицы без фонарей. Но привык он к недосягаемости и стал попросту
восхищаться и превозносить как кубок чемпиона с питьем после долгого изнурительного забега.
Но и это прошло, он бросил навзничь все дела и последовал совету брата своего – начал читать
взахлеб все великие рукописи, которые ему только попадались.
И потерял он дар речи и стал писать по-своему, и стал он писателем. И коряво, и не слитно писал,
и писал.
– Брат, разве это жизнь, если проводить ее только за писательством?
– Если ты не можешь иначе, и познал красоту этого, которая никогда от тебя не уйдет, если ты не
уйдешь от нее сам, то да это жизнь… Как для меня, например.
– О! Брат! Для меня жизнь – это сочетание разных прожорливых кусочков Бытия, которыми я
владею, которых я созерцаю, которых я созидаю…
И тогда он понял, что пора ему двигаться дальше – ниже, что здесь он все испытал и что не хватит
ему больше героизма идти дальше по земле. И спустился он в безмолвный океан. Там кишит
жизнь, безмолвная жизнь, которую можно охватить одной рукой. И видел он, что она не касается
его и не усердствует, и не нападает, но ему как-то дико. И понял он тогда, чтобы он не менял
ничего не изменится в его сердце, пока… И он так и не узнал ответ на этот вопрос…
И вернулся он на небеса к Матери своей, которую любил и ценил больше жизни своей.
– Ты должен вернуться на землю и найти то, что ты искал, но так и не нашел – гармонию с самим
собой, признание, и когда ты будешь везде принят и твой талант будет на расхват – ты все это
можешь.
– Да, мама, ты права, я верю твоей разборчивости. Я вернусь обратно на землю. Но я так не хочу
возвращаться туда, и не хочу утратить твоего присутствия.
– Нет, больше всего ты боишься быть отвергнутым. Взгляни на своего брата, он остался на земле,
обзавелся семьей и стал хорошим трудящимся.
Скатился он громом с небес и сразу, как только шаг его остался на земле, Франц двинулся он в
публичный дом и познал тело мужчины, когда занялся любовью с мужчиной легкого поведения и
был он испещрен могуществом и сливочный рывок в конце объял его необъятное желание и
угасло на время влечение.
Но возжелал он еще познать женщину и сократилась она достоинством перед ним и пала на
колени и совершила оральный ритуал. И это, шептала ему мама с небес, не совсем то, что он
ищет. И не послушался он ее.
– Родители земли не ругайте то, что понять не смогли, ваши дети уже давно не ваши рабы! —
кричал он гулко на улицах.
– Чего ты повздорил сам с собой? – спросил его брат.
– Нет, ты только подумай, люди делят себя на сочетание между мужчиной и женщиной, но права
женщины быть с женщиной или мужчины с мужчиной ни у кого нет.
И хватило ему сполна этих опытов и занялся он музыкой и писал то, что видел в свечении луны, в
своих чувствах, в дороге. И писал он фортепианные концерты.
И узнала полиция о том, что Франц якобы гомосексуалист, причем открытый. И отправили его
лечиться в психиатрическую клинику и думал он, в чем отличие свободы человека от его
несвободы – в каких точках можно найти их различие. И познал он, что для человека свобода
отличается от несвободы в том, что на свободе он ест то, что хочет и когда хочет, тоже касается
занятия любовью, хождения в туалет. Но ведь в психушке можно читать, можно сочинять сколько
угодно, потому агнец не мог понять в чем ее ужас, но познал уродство человеческой свободы. Если это, конечно, не психушка с криками и
воплями, куда он попал позже – это совсем другое дело. Только сны о Марии его спасали и не
отпускали – верная и сердитая любовь, которая изредка ликует глазами бешенного носорога. Ему
снилось, как она растрепанная рассеянно его зовет и эхо наслаивается на ее нежный голосочек.
Но он не хотел быть с ней, а только желал внимать ее как бело-желтую звезду на небосводе —
такую отдаленную…
Когда его выписали из психиатрической больницы, он пошел рыскать в поисках свежей сладости.
Кроме того, что он писал романы, сочинял музыкальные этюды, он много пил и знакомился с
Читать дальше