Ирина Манаева - Е3

Сегодня половина дня была свободной, Настя планировала приготовить обед и поваляться с книгой. Она заваривала чай, когда вошел Паша.

– Слушай, сегодня надо к Лехе зайти, глянуть, что он там сделал.

– Ты про рабочего на квартире? – решила уточнить Настя у мужа.

– Ну да, ты сегодня можешь?

Настя невольно цокнула языком, но тут же спохватилась – «Мир без жалоб», напомнила она себе, поправляя фиолетовый браслет. В конце концов книгу можно почитать и на ночь.

– Давай в обед, – согласилась она.

– Часа в два тогда, я как раз с показа вернусь.

Паша не работал «на дядю», он был из самозанятых. Плохо чувствуешь – болей, нужны деньги – работай, нет настроения – не работай. Простая арифметика. Он и Насте предлагал примерить его профессию, перечисляя одни достоинства, но бездушное риэлторство ни в какую ни шло с ее любимой работой. Кесарю – кесарево.

Листая ленту в социальной сети, она наткнулась на движение Уилла Боуэна, который предлагал прожить двадцать один день без жалоб, нытья, критики и сплетен. Браслет надевался на руку, но как только хозяин позволял себе нелестное высказывание в чей–то адрес или начинал жаловаться, браслет должен был перекочевать на вторую руки, и отсчет начинался с нуля.

У Насти был двенадцатый первый день, но она не сдавалась, ожидая, что упорство принесет свои плоды. С удивлением для себя отметила, она стала больше молчать, понимая, что основную часть всех разговоров и составляло то, что теперь нельзя. Люди стали казаться злее, нетерпимее, раздражительнее, любая мелочь способна вывести их из себя, любая оплошность другого ложилась в жернова злословия и мололась там медленно и со смаком. Видя все это, тяжело не обсуждать, не осуждать, и Настя часто ловила себя на том, что говорит с мужем про очередной случай. Пин-понг браслетом продолжался.

Леха встретил их с испачканным лицом, да и неудивительно, учитывая погром в квартире.

− Вижу, работа в самом разгаре, − констатировал Паша, перешагивая через разрезанные доски.

− Начало положено, − кивнул рабочий в сторону вскрытого пола, − пока успел снять только половину комнаты, − он вытер скатывающуюся каплю пота со лба. − Кстати, тебе тоже придется поработать, − обратился он к мужу, − мусор-то вывезти надо.

− Займусь-займусь, − закивал в ответ тот.

– И деньги кончились, подкинь.

– Деньги – это зло, заходишь в магазин, и зла не хватает, – Паша вставил любимую шутку. – Сколько надо?

Настин телефон завибрировал.

– Я на лоджию выйду, – негромко сказала Настя, и оставила мужчин наедине.

– Да, – ответила она на звонок, – в пять буду на месте. – Она выслушала собеседника. – Ну Лена, так Лена, я со всеми нормально работаю. Пусть только Миша мой костюм тоже захватит, а не как в прошлый раз. – Звонящий снова говорил. – Да, поняла, мальчик с особенностями, я сориентируюсь, Марин, сделаем мы хороший праздник, он запомнит свой день рождения. Давай, пока.

Настя сбросила вызов и оперлась локтями на парапет. Вид все–таки хороший: площадь как на ладони, вдали знаменитые красноярские Столбы. Да и лоджия просторная – целых 5,5 квадратов, можно шкаф встроить, велики поставить, цветы летом вынести. Девушка заметила небольшой складной стул, рядом пепельницу и раскрытую тетрадь, видимо Леха вносил туда какие–то записи по ремонту. Пепельница была полная. Настя покачала головой: надо бы выбросить. Она нагнулась, чтобы взять ее и случайно заглянула в тетрадку.

4 января 1942 года

Вот и наступил Новый 1942 год.

Настя застыла в неудобном положении. Новый 1942 год? Что?

– Это какая–то асана? – улыбнулся Паша, заглядывая на балкон. – Ты чего тут так долго?

Настя выпрямилась, все еще пытаясь осознать, что такое она сейчас прочла. Ее лицо являло собой вопрос: лоб нахмурен, взгляд плавающий, губы разомкнулись, собираясь что–то спросить.

– Что–то случилось? – опередил ее Паша с вопросом.

– Нет, – Настя поняла, как странно она выглядит и перестала хмуриться. – Вот пепельницу хотела очистить, – показала она предмет мужу.

– А с лицом чего? – не унимался тот.

– Лицо как лицо, – улыбнулась Настя. – Спроси у Лехи, что он тут читает? – она кивнула на тетради.

Паша проследил за взглядом жены, а потом посмотрел на нее.

– Тебе не кажется, что это личное дело каждого.

– Как бы да, но там что-то непонятное.

– Буквы? – решил снова пошутить Паша.

– Ха–ха, – передразнила его Настя, – шмуквы. И цифры тоже. 1942 год.