Андрей Пейота - Бабушки – не то, чем они кажутся

Глафира Семеновна не слушала. Просто кивала и мотала головой в такт беседы, а сама думала, что курвам так и надо по жизни мучиться. Не зря ж ее мужик бросил. По углам, поди, с кем попало сапог морщила, а сейчас вон, жалуется. Ишь, какая выискалась. Профурсетистая все-таки молодежь пошла. То с одним, то с другим, то наркотики, то музыка это долбежная с утра до ночи, покою нет.

Интонационно поняв, что монолог движется к концу, она сказала что-то вроде «храни тебя бог, деточка», и незамедлительно двинулась в сторону остановки, стараясь совершать как можно больше движений руками. Добротный пот – половина успеха.

Троллейбус пришел точно по расписанию. Глафира Семеновна дождалась на тротуаре именно того момента, когда народ перестал беспрепятственно проходить в узкие двери, и только тогда начала протискиваться в самую гущу, аккуратно расталкивая и лысого мужичка лет сорока, и студентку, что уже и так вжало в поручень, навалившимися на нее потными телами. Старушка двигалась по проходу как можно медленней, останавливая взгляд то на молодом человеке, что в наушниках слушал гитарное соло, то на тетке, хабалистой внешности, в бежевой мятой юбке. Большая часть сидячих пассажиров прикрывала глаза с ее приближением, притворяясь спящими. Отчасти, это было правдой. При работе «пять на два», дни сменяют друг друга в постоянном круговороте стресса и отчаяния, и если у тебя есть двадцать минут на то, чтобы посидеть и подумать о своем – это успех… это добыча, которой ты не хочешь делиться ни с кем. А тут, по громкоговорителю тебе каждое утро твердят: «Уступайте места… старость достойна уважения».

Наша бывалая Глафира Семеновна несколько минут побродила по салону, тактично и не очень, расталкивая повисших на поручнях, пока кто-то из старых работяг не пристыдил молодого парня в наушниках: «Уступи, рожа наглая!» Что примечательно, сам работяга даже и не думал поднять свою задницу. Есть такой хитровыдуманый типаж человека. Не уверен, есть ли необходимый термин в социологии, потому будем называть его просто мудаком.

Бабушка села. Бабушка улыбнулась на сонного паренька. Вот и первая доза задавленной агрессии. Она взирала на него с навязчивой пристальностью, отчего уши его покраснели, а взгляд не знал, куда деться. Ну, нет, ребятушки. Это как-то хило. Так думалось ей. Глафира Семеновна не растерялась, и показала парню свой синюшный слюнявый язык. Эту дразнилку она выучила в старой доброй советской школе, будучи примерным пионером. Пионерам было не положено ругаться матом, потому исхитрялись как могли. Но это отлично сработало и сейчас. Вместе с ушами, у паренька начали багроветь и щеки. Он уже был готов сорваться с этой наглости, наорать что-то вроде: «Да ты совсем страх потеряла, карга старая!» Но в этот момент она сделала то, чего он совсем не ожидал, и в один миг вся злость куда-то улетучилась. Она чуть слышно чавкнула ему в лицо, будто котлету скушала.

– *Чавк*

Нет, парню не стало легче. Просто он вдруг устал. Сразу же. Стоя на одном месте. Он слишком устал для внезапного всплеска агрессии в общественном транспорте. Сейчас он на старуху накричит, кто-то из пассажиров за нее впишется, ругайся еще и с ними, морды бей. Кому это надо? Зачем? Лучше отвернуться в окно, спокойно мечтать о стаканчике кофе из вендинга на первом этаже. Ноги ватные, веки – тяжелые. Наверное, нужно больше спать. А старуха? Что старуха? Ей недолго еще осталось по земле бултыхаться, вот ее наказание.

Глафира Семеновна сидела довольная-предовольная. Даже румянец на щеках появился. Но всё-таки, чего-то не хватало. Она начала ёрзать на кресле, якобы, поправляя платье на сморщенных бедрах. На самом же деле, ее привлекла пухленькая гражданка с соседнего сидения, и старушка не могла упустить возможность невзначай потыкать в нее острым локтем. Пышная девушка долго терпела, но потом всё же вперила свой испепеляющий взгляд в старушку, видимо ожидая увидеть в глазах привычный страх, перед ее крупной персоной. Она не ведала, что творила, это уж точно. В ответ на визуальное испепеление, она получила истинно буддистское выражение лица Глафиры Семеновны. Глаза ее были влажными, полными умиротворения, вперемешку с безмолвным вызовом: «Ну, что ты мне сделаешь, профурсень толстая? А? Что? Ну! Ну! Давай же, смелее!» Вот, что рычалось в голове у старушки, и взгляд ее крайне точно передавал этот посыл.

– Остановка – Станция метро Лесная.

– О, это моя. Позвольте, милочка – сказала Глафира, только начинавшей открывать, рот пухлой гражданке, и тут же, с притворным кряхтением, стала пробираться к выходу, стараясь отдавить как можно больше ног.