Маяк, увидев лошадей, ожидавших его выхода, презрев боль, взвился на дыбы, оглашая окрестность торжествующим любовным призывом…
И тут Лешку кто-то дернул за порточину. Это был новый начальник лесоучастка.
– Вот что, Леша, – сказал он, прищурившись, оглядывая фигуру парнишки, – Завтра чуть свет отправляйся-ка ты в Усолье в банк за деньгами. Больше послать некого.
– Ладно, – тут же согласился Лешка, радуясь возможности совершить увлекательную прогулку и побывать в райцентре.
– Тогда пошли в контору, дадим тебе записку в банк. Котомка у тебя какнебутная есть под деньги?
Начальник еще раз оглядел Лешку с ног до головы.
– Денег много будет. На весь лесопункт зарплата, и еще с Барсуков придут к нам, да с Медвежьей… Донесешь? Сдюжишь?
– Сдюжу! Я, дядя Ваня, с мужиками бревна катал и не уступал им.
– Верю, – согласился начальник.
…Наутро чуть свет Лешка был уже в пути. До Усолья было километров тридцать пять лесными дорогами да сенокосными тропами.
Нужно было торопиться, чтобы до обеда успеть в банк. За спиной болтался рюкзак с подорожниками, мать успела испечь калитки с картошкой, выдала бутылку молока. Отец повестил на плечо ему одностволку, и дал три патрона, заряженные дробью, что сразу подняло Лешку в собственных оценках.
Он буквально летел по дорогам и тропам. Вокруг был уютный и обжитой мир, лесные поселки переходили в огороды, за огородами начинались покосы, уставленные душистыми стогами. Все вокруг было выкошено до последнего кустика и клочка травы, отчего пожни и луга казались искусственно подстриженными лужайками и манили пробежать по ним босиком и поваляться, вдыхая запахи замирающего под солнцем разнотравья.
Лешка шел тропами вдоль реки, в которой среди кувшинок гуляли стаи язей и голавлей, снова погружался в сень сосновых боров, не чувствуя усталости. К середине дня я был уже в райцентре. Он подал кассирше в банке записку и мешок.
– Поди, погуляй пока, – сказала она. – А с обеда приходи, я приготовлю деньги.
Гордый своей значимостью, Лешка, закинув на плечо ружье, пошел бродить улицами почти пустынного райцентра. Люди были или в лесу, или на сенокосе.
Он зашел в столовую, нашарил в кармане мелочь, которую дала в дорогу мать, и заказал полную тарелку щей.
Напившись чаю, Лешка снова пошел в банк. Кассирша выдала ему рюкзак, набитый пачками денег.
– Тут сто девяносто пять тысяч, – буднично сказала она. – Понесешь, так отдыхай почаще. В лесоучасток к вам я позвоню. Когда, думаешь, придешь домой-то? Ночевать где будешь? Может, в Барсуках попросишься в контору поспать, либо в Медвежьем?
– Да я добегу сегодня, – гордо сказал Лешка.
– Смотри, – сказала кассирша и закрыла окошко…
Лешка пошел в обратный путь. Не доходя до Барсуков, попался почтальон на велосипеде, мужичок лет пятидесяти.
– Я тебя узнал, – сказал он, поправляя сумку. – В Барсуках говорят, что парень из Соснового деньги несет. Люди зарплату ждут.
К вечеру Лешка был уже на середине пути. Он еще только подходил к Барсукам, как почувствовал запах жареных котлет с чесноком. И тут голод дал себя знать. Столовая еще работала.
Радостный, он взбежал по ступеням, и открыл дверь.
– Заходи! Ждем тебя, – заворковали молодые поварихи. – Звонили из Соснового. Говорили, что деньги понесешь, так просили накормить.
Лешка бросил в угол мешок с деньгами и сел за стол. Тетки поставили на стол тарелку со щами и котлетами с пюре.
– Поди в контору ночевать, – сказали молодухи, когда Лешка управился с угощением. – Там в кондейке тулуп есть, кинешь его на лавку и спи.
Лешка прошел уже километров около шестидесяти. Оставалось еще километров пятнадцать. И хотя усталость уже давила на плечи, он похвалился перед поварихами.
– Добегу, – сказал он. – Не впервой…
– Силен, – удивились поварихи.
Лешка закинул за плечи мешок, повесил на шею ружье и пошел дальше. Он даже себе не признался бы, почему он так торопится. Там в Сосновом осталось у него одно не исполненное дело.
Он обещал Любашке взять коней и покупаться вместе с ней на омуте. Он представлял это совместное купание, и его обжигало и торопило какое-то неизведанное ранее чувство…
Скоро стало темнеть.
– Все знают, что я с деньгами иду. А вдруг какой-нибудь вербованный захочет ограбить меня… Не пойду дорогами, пойду вдоль реки тропами.
И он спустился к реке. Но не прошел и пяти километров, как почувствовал, что мысли его путаются, и время от времени Лешка словно проваливался в пустоту. Несколько раз он умывался в реке, но сонливость продолжала одолевать. И вот, переходя по бревну, брошенному через высохший ручей, он покачнулся, ноги его соскользнули с бревна, и Лешка упал в траву.
Читать дальше