Ирина Бухарина - Кающихся грешников нельзя отталкивать

Я-то, будучи начинающим специалистом с филологическим дипломом, Писарева когда-то читала и не представляла себе, что можно любить этого полуписателя – полупублициста девятнадцатого века, как мне представлялось. Но вообще-то ответ произвёл на меня впечатление, и я подумала, что если девица с техническим образованием увлекается такой литературой, то это заслуживает уважения.

Узнав, что я работаю корреспондентом в молодёжной газете, она всеми силами старалась принизить мой статус, мелко издеваясь и над моей внешностью, мол, надо бы похудеть, и над моим будущим положением многодетной матери, потому что так карьеру не сделаешь, и над моим следованием стереотипам – все читают Гранина, и я туда же. Надежда всеми силами намекала, что она другая.

Она, действительно, хоть и была почти моего возраста, разительно отличалась и от меня, и от моих соседок по палате. Высокая и стройная, она не напялила, как мы все, больничный бесформенный халат, а принесла из дома что-то вроде пижамы, шёлковый нарядный костюмчик. Нам велено было больше лежать и мы лежали с немытыми, нечёсаными как следует волосами, а она встряхивала короткой стрижкой и всё время бегала куда-то по коридору, кажется, курить. В общем, по всему было видно, что никакая многодетность её не ждёт, а светит впереди только яркая блестящая будущность.

Ко всем нам почти ежедневно приходили мужья, приносили передачи, посылали записки, потому что спускаться вниз при угрозе выкидыша нам не разрешали, а их в палату не пускали. И бедные мужики сначала выкрикивали нас с нашего третьего этажа, потом какое-то время маячили под окнами, изображая поцелуи, объятья и приговаривая что-то почти неслышное с высоты.

Марина Даниловна часто рассказывала о своём муже – руководителе городского уровня, он вечно был занят и только вечерами звонил ей на пост медсестры. Однажды в тихий час, когда обычно посетителей не бывает, под нашими окнами кто-то стал выкрикивать какое-то имя и номер палаты. Слышно было плохо, прийти к нам никто не должен. Моя кровать стояла у окна, и я всё же выглянула посмотреть, кто там такой настырный. Марина Даниловна тоже просто так спросила:

– Ну кто там надрывается?

– Да мужик какой-то, на наши окна смотрит, – отвечаю я.

– А как он выглядит? – вдруг заинтересовалась Марина.

– Старый такой, лысоватый, – говорю я ничтоже сумняшеся.

Марина Даниловна вдруг вскакивает с кровати, подбегает к окну и машет мужику руками, потом срывается и бежит в коридор, на ходу ошарашивая меня фразой:

– Верочка, ну какой же он старый.

Я, понимая, как оконфузилась, долго не могла прийти в себя от стыда, и зареклась с тех пор говорить людям о возрасте. Но не смотря на это, прокалывалась всё-таки часто. Что тут поделать: тем, кому нет тридцати, все, кто старше, сорока и тем более пятидесяти-шестидесятилетние люди кажутся глубокими стариками. Однажды на работе в беседе с одним очень пожилым сотрудником я рассказала, что моя бабушка заболела. Он спросил меня:

– А сколько вашей бабушке лет?

И я, молодая, бестолковая дура, ответила:

– Ой, вы знаете, она уже очень старая, ей где-то лет шестьдесят.

Старик посмотрел на меня с укоризной и таким же тоном, как Марина Даниловна в тот раз, сказал:

– Очень старая? Верочка, а вы знаете, сколько мне лет?

Он не стал уточнять, повернулся и ушёл. Эх, только сейчас, с высоты прожитого, я начинаю понимать тех, кого я обижала своей невольной наивностью. Теперь сама порой испытываю их чувства.

В общем, в больницу приходили ко всем, только к Надежде, кажется, никто ни разу не пришёл. Я не подслушивала, но слышала, как она шепталась с Мариной о каком-то прекрасном Саше. Этот Саша учился в аспирантуре где-то, кажется, в Самаре. Марине Даниловне скрывать было нечего и она вслух тоже расхваливала этого Сашу, который прежде учился в их институте, был отличником, активистом, красавцем, короче, почти как та самая кавказская пленница. И хотя Марина тонко намекала Надежде, что пора бы и детей заводить, та твердила, что сейчас это невозможно, Саше надо учиться, делать карьеру, а ей самой хочется пожить культурной жизнью, найти себя. Она после окончания института уже несколько лет искала работу, хотела найти что-то творческое, интересное, а пока в жизни помогали родители и Саша.

Меня выписывали раньше неё. Когда пришёл муж, Надежда крутилась рядом и, к моему удивлению, они поздоровались. Я стерпела и не спросила сразу, хотя очень хотелось узнать, откуда он знает эту фифу. Только дома безразлично поинтересовалась: