Олег Красильников - Злачные места города Саратова

Как-то раз я познакомился в «Ледке» с одним БИЧом (бывшим интеллигентным человеком). Мужчине было лет под шестьдесят, звали его Анатолий. Небритое лицо, трясущиеся руки – когда-то он работал преподавателем в университете на кафедре научного коммунизма. Он поведал мне, что ему надоело рассказывать студентам всякую чушь о скорой победе грядущего светлого будущего. Короче, решил резать правду-матку, за что и пострадал. Сначала его выгнали из партии, потом и с работы. Жена с бедолагой развелась, дети выросли и отвернулись от отца-неудачника. Так мужчина оказался на самом дне. Оставались кое-какие накопления, но скоро и они закончились. Пришлось продать доставшуюся от родителей однокомнатную квартиру и перебраться в коммуналку. Единственной жизненной отдушиной для Толяна стало почти ежедневное посещение пивбара.

Здесь мужчина знакомился с такими же как и он отщепенцами и они днями напролет травили байки и делились историями из своей жизни. Как-то раз Толян поведал о почти сюрреалистическом происшествии, которое все сочли за небылицу.

Несколько лет назад, умерла родственница одного из знакомых Анатолия. Хоронить решили в деревне, где жило большинство членов семьи. Но как перевести труп? Заказывать труповозку – дорого, да и замучишься оформлять бумаги. Ничего умнее не придумали, как перевезти ее поездом, завернув в ковер.

Они поехали в плацкарте, а ковер положили на третью, самую верхнюю полку. Познакомились с попутчиками. Это были два мужика, по виду деревенские жители. Конечно, в дороге, как водится, все перепились. В те времена на выпивающую в поезде компанию никто не обращал особого внимания. Половина пассажиров бухала по-черному. Да и милиция не шерстила по вагонам как сейчас.

Наутро сильно болела голова, а соседей на месте не оказалось. Отсутствовал и ковер. В советское время хороший ковер был неизменным показателем достатка. Попутчики не смогли устоять. Проводник рассказал, что они вышли ночью. Тащили что-то тяжелое.

– А как же труп? – спросил я.

– Мертвую родственницу так и не нашли, – закончил рассказ Толян.

– Представляю, какой это был сюрприз для попутчиков.

– Вранье, – таков был всеобщий приговор посетителей бара.

«Ледок» просуществовал еще какое-то время. В девяностые, когда пиво появилось в каждом магазине, бар не выдержал конкуренции. В помещении прописался тематический клуб для представителей секс-меньшинств с недвусмысленным названием «От заката до рассвета». Сейчас и его нет. Строение долго пустовало и ветшало на глазах. Потом его снесли. Теперь на месте заведения стоит какой-то новомодный особняк. Впрочем, это уже совсем другая история.

В связи с этим мне вспомнился случай из семидесятых годов прошлого века, напрямую затронувший меня и мою семью.

Это случилось в далеком 1970 году. Об этом уже в наши дни мне рассказал отец. Тогда он работал инженером-конструктором на Саратовском подшипниковом заводе в просторечие – Шарике, а мама трудилась на авиационном заводе экономистом.

Несмотря на то, что в прошлом родители были примерными октябрятами, пионерами, а потом комсомольцами, мама сохранила некоторую религиозность. Скорее всего, на нее повлияло семейное воспитание, в котором основную роль играла ее мать, моя бабушка, истово верующая и набожная женщина. При каждой встрече она буквально пилила свою дочь – окрести да окрести, а то внуки не попадут в царствие небесное.

Легко сказать – окрести! А как бывшие комсомольцы при тогдашних марксистско-ленинских догмах могут пойти в церковь? Хотя, почему бывшие? Мама в свои 27 лет еще была комсомолкой. Короче, пятно на всю биографию. Хорошо еще, что родители не были партийными. Тогда разговор был бы короткий – партбилет на стол и прощай будущая карьера.

Как бы там ни было, в один прекрасный весенний день мама взяла меня за руку, сгребла в охапку сестренку, которая была младше на год и куда-то повела. Мне было в то время всего три года, и я не совсем понимал, что происходит. Сначала мы долго ехали на троллейбусе. Потом подошли к красивому дому с золотыми маковками. Затем какой-то бородатый дядя брызгал на нас водичкой, давал вкусное печенье и ложечку сладкого компота. Было смешно и весело. В итоге на нас надели алюминиевые крестики на веревочке, и мы поехали домой. Вот и все, что я запомнил, приобщившись к церкви. Гораздо худшими были последствия для родителей.

Каким-то образом, хотя понятно каким, о крещении сразу узнали на работе. Говорят, все священники были негласными осведомителями всемогущей конторы под названием КГБ. Маму пропесочили на собрании и исключили из комсомола. Это было не так страшно, ведь в 28 лет комсомольский возраст заканчивался. При этом ударили и по карману – лишили квартальной премии. С отцом приключилась другая история.