Игорь Мосин - В поисках счастья

– Билеты, говоришь, взял? Что тут плохого – ребёнок тянется к прекрасному!

– Ты спроси у этого ценителя прекрасного, почему он билеты без спроса взял, а на концерт не пошёл?!

– Не хорошо, брат, не хорошо. Это называется: ни себе, ни людям! А и правда, где ж ты был?

– На катке он был!

– Ну?

– Вот тебе и «ну»! Да чёрт с ним, с концертом!

– Да уж конечно, чёрт с ним, с концертом. Знаешь, Сергей Григорьевич, я думаю, если бы те, кто сегодня туда пошёл, знали какой «концерт» здесь случится, они бы тоже не пошли.

– Почему? – отец опешил.

– А у тебя интереснее получилось! Даже не концерт, а картина маслом.

– Какая ещё картина?

– Репина. Ильи Ефимовича. Иван Грозный убивает своего сына! – и тут же залился звонким смехом, смеясь так заразительно, что родители не сдержались. Коля, совершенно непроизвольно, тоже стал переводить всхлипывания в беззвучный смех. Отсмеявшись, отец примирительно спросил:

– Кстати, сын! Объясни, почему ты на каток отправился в парадном костюме?

– Я не успел переодеться… я с девочкой туда пошёл…

– Вот всё и объяснилось! Иди, Коля, умойся, – и тише, для родителей, добавил, – чего ж непонятного? Пацан первый раз гулял с девчонкой, праздник у него, а ты ему такой день перечеркнул! Балбес ты, Серёга!

Отец смутился и остыл. Впоследствии часто, на совместных застольях, они вспоминали случай, когда Коля пошёл на каток в концертном костюме, «совершенно случайно» перепутав стадион с филармонией. И каждый раз Николаю приходилось скрывать свою, то затихающую, то вновь будоражащую боль.

Совещание закончилось в начале первого.

Ни два ни полтора. Пока на работу доберусь – тут и обед. А смысл?

Он приоткрыл дверь машины.

– Василий, езжай, обедай, я сам дойду.

– Да что вы, этоть, Николай Сергеевич, будете ходить по такому морозу? Давайте довезу.

– Вася, какой мороз? Конец февраля.

– Ну, так, сырость, сами знаете. Неспроста февраль лютенем называют.

– Езжай, синоптик!

– Да как я вас одного оставлю?

Нашёлся на мою голову Савельич из «Капитанской дочки»! Староват я для Гринёва.

Шофёр был зануда редкостная, принадлежа к тому типу людей, забота которых способна довести до могилы. Камаргин долго не понимал, отчего так раздражается его поведением – до бешенства! Понял, когда вспомнил, как несколько лет назад увидел себя со стороны, на видео, во время прохождения психологического тренинга. Это была модель его поведения – непомерная, всепоглощающая «забота о близких». После тренинга он многое переосмыслил, усиленно работая над собой.

Что же он так обо мне печётся, боится одного оставить? Может, Вася элементарно следит за мной? Играет роль кретина по заданию? Бред! Невозможно так точно имитировать идиота. С таким никто не станет иметь дела… А я?

– Езжай, у меня ещё дела.

– Как же я без вас поеду, даже это не по-человечески как-тоть.

– Дорогу забыл?

– Так, кажисть, не забыл, но давайте обожду.

– Чёрт с тобой, «обожди»! – хлопнув дверью, направился к школе.

Зачем я туда иду? Все беды в нашей жизни от неумения сказать правду. Себе боимся сказать, а другим?.. Если бы каждый, хоть раз в жизни, признался, даже не вслух, про себя: я это делаю ради того-то и того-то! Может, жизнь стала бы проще и лучше? Как говорят французы: знал бы мужчина, о чём думает женщина, действовал бы в десять раз смелее. Так зачем и куда я иду? Если честно – к тому дому. Зачем? Сам не знаю. Не ври себе, Камаргин! Знаешь! У тебя там незавершённое дело! Почти сорок лет завершить не можешь! С детства это несёшь, иногда притупляется, иногда забываешь, но потом вновь под ложечкой сосёт! А решил бы проблему вовремя, глядишь, и жизнь по-другому бы сложилась. А она у меня и так неплохо сложилась. Да?! Тогда почему ты всем недоволен? Что ж у тебя всё «если б», да «кабы»? Вот и дверь. Сорок лет прошло, а её не поменяли… почему? Даже в двухэтажной хибаре проходного двора стальную поставили. А здесь? Странно.

Рука потянулась к дверной ручке.

Зачем? Ну, войду… дальше что? За бича примут, решившего погреться! – ухмыльнулся: костюм из Италии, пальто из Парижа, и – за бича? Нет, бред, чистый бред.

В груди резко кольнуло, сдавив сердце стальным обручем.

– Да на кой чёрт мне всё это надо! Хорошо, Васю не отпустил.

Сделав шаг по направлению к дороге, решительно развернулся, резко открыв дверь в подъезд.

(Март 1920)

Гришка проснулся рано. Выйдя на двор, поёжился: утро выдалось неприветливым – ночью северный ветер нагнал плотные облака, в которых затерялись неяркие мартовские звёзды. Навстречу, радостно поскуливая, виляя острым, плохо закручивающимся в кольцо, хвостом (от чего и получил свою кличку), выбежал Штык. Собака, сдерживая громкий лай, лизала руки и лицо присевшего перед ней хозяина.