V.S. - La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Выходи! Ты не могла меня оставить! Ты ведь знала, что у меня больше никого нет! Чёрт!! Чёрт!!!

С книжных полок на меня смотрели многочисленные книги по психиатрии и ни одной по психологии. Моя бабуля была заведующей отделением в психиатрической больнице. Стены были обклеены постерами христианских святых; это были календари, начиная с девяносто четвёртого года и по этот. До девяносто четвёртого бабуля в Бога не верила. Бабуля имела циничность врача-психиатра, но потом циничность её оставила.

– Поэтому ты стала такой шизанутой?! – прокричал. – А?!

Я снова перепугался. Может мне пойти в кабак. Но моё правило гласит: «Пить только тогда, когда хорошо».

– «Исчезла, ушла во мрак…» – проорал я. – Я – номер один!!!

«Один… Один…»

– Я номер один! – не сдавался я.

– Ты – не номег один, ты пгосто один, – безапелляционно заявил мне в самое ухо картавый голос моего двойника.

Я, как всегда в таких случаях, коснулся ухом плеча. Но в этот раз голос не собирался так просто отставать, и в следующее мгновение он материализовался в копию меня масштаба две третьих от оригинала только без ног, но зато с чёрными, коптящими как горящие автомобильные покрышки, крыльями и, схватив меня за шею и горло, заорал в самое ухо:

– «У мёгтвых кгаток сгок:

Они у нас в сегдцах скогее истлевают,

Чем в глубине могил».

«Могил… Могил…» – раскатилось по квартире. Когда эхо стихло, джин со злостью толкнул меня так, что я упал.

*****

Шампанское и мандарины текли рекой. Потом мы поплелись на Центральную Ёлку. Через полчаса созерцания пьяных рож, мы переглянулись и вернулись домой.

Квартира Стальского и его сестры всегда вселяла в меня оптимистический настрой. Здесь было множество точечных светильников, встроенной техники, натурального дерева, а также тёплые полы и два санузла. Это был один из первых элитных домов в историческом центре. Мансарда. Парковочное место в подземном гараже. В полукилометрах в сторону Кремля вниз по улице жил я. Родители оставили Стальскому и его сестре всё это великолепие и уехали куда-то за границу. На мой давнишний вопрос о том, когда они планируют вернуться, Стальский отвечал: «Никогда». «Круто!» – помнится, ответил я. «Кажется, они живут в Прибалтике?» – припоминаю, что спрашивал я. «Кажется, да. Там, где много коттеджей с синими крышами», – неуверенно отвечал Стальский.

– Ты тоже мог бы сдать квартиру, а на сэкономленные деньги, мы бы делали газету, – завёл я старую пластинку.

– Это дохлый номер, – нехотя парировал Стальский.

– Ну, какие у тебя идеи?! – меня раздражало упрямство Стальского, хотя, конечно, это было никакое не упрямство, а здравый смысл. – Тебе не кажется, что нашему городу не хватает независимой, циничной, диссидентской, немного гламурной, анти-псевдо-супер-пафосной газеты?

– Нашему городу хороших дорог не хватает, – упражнялся в остроумии Стальский.

– Послушай, мужчина…

– Ладно, давай, – неожиданно сказал Глеб.

– Ведь мы могли бы войти в историю…

– Сказал же, давай, – повторил Стальский.

– Что «давай»? Газету делать?

– Да! Газету делать! На сколько тебя самого хватит?!

– И ты сдашь свои хоромы?! Мы переедем на рабочую окраину и будем делать газету?! А твоя сестра? Она согласится сдать квартиру? – я не верил в то, что Стальский не шутит.

– Ей всё равно. Она уже полгода здесь не появлялась. Если ещё полгода не появится, то хорошо.

– Вот и славно, – я потянулся к шампанскому и мандаринам. – Вот и славно.

*****

Пятого января я показывал четырём иногородним студентам Авиационного Университета свою квартиру. Вопрос одного из них о том, можно ли жить вшестером, остался без ответа, поскольку в этот самый момент мой «прямой телефон» зазвонил, а на том конце провода был антикварщик Яков Семёнович, который сказал: «Господин Аронов, я нашёл вам квартиросъёмщика. Вы ещё не сдали апартаменты?»

Квартиросъёмщиком оказался молодой военный прокурор, который искал квартиру в непосредственной близи от, как ни странно, военной прокуратуры. Так как все правительственные конторы находятся в непосредственной близости от Кремля, и моя квартира тоже обладала этим свойством, то молодому военному прокурору подошло моё жилище. Жить он собирался с женой и её родителями, – странное сочетание, но дело не моё. Но без сучка не обошлось. Пообщавшись две минуты с господином военным прокурором на отвлечённые темы пока мы поднимались на мой пятый этаж без лифта, я решил во что бы то ни стало с ним распрощаться, и впредь с ним дел не иметь. Я бы охарактеризовал его одним ёмким, многозначным и многозначительным словом – говно. Я даже сейчас, когда всё уже давно позади, не хочу вспоминать этого человека; не хочу раскрывать граней его характера и выписывать его образ на страницах этого повествования; просто прочитайте последнее слово предыдущего предложения и поверьте на слово. В тот момент я не смог сказать ему, что не заинтересован в деловых отношениях, поэтому решил просто изменить условия сделки в одностороннем порядке, чтобы господин прокурор сам отказался от аренды.