Владимир Владмели - Римские каникулы

–Что же в нём прекрасного? – подумал я, – мне приходится выполнять любое требование родителей. Я должен есть кашу с молоком, которую терпеть не могу и идти в койку, когда у меня сна ни в одном глазу. Только я один в нашей семье всё и должен, а остальные её члены лишь развлекаются. Отправив меня спать, они вместе с гостями усаживаются вокруг стола и начинают пировать, но в их меню не входит ни каша, ни молоко. Немудрено, что у них развязываются языки, и они обсуждают вещи, которые явно не предназначены для моих ушей. На прошлой неделе, например, они говорили о чём-то очень интересном. Я напрягался изо всех сил, но разобрать ничего не мог. От обиды я заплакал и потребовал, чтобы меня посадили за общий стол, а оказавшись рядом со взрослыми, сказал, что хочу есть. Обычно, чтобы накормить меня, мама прибегала к крайним мерам. Она зажимала мне нос и, когда я открывал рот для вдоха, всовывала в меня кашу с молоком. Потом, правда, я это выплёвывал, но в тот вечер, для того чтобы послушать разговоры гостей, я глотал всё подряд. За своё любопытство я заплатил жестокой болью в животе и трёхлитровой клизмой, но мои мучения были вознаграждены и я узнал много нового.

Примерно такие мысли бродили в моей маленькой голове, однако выразить их словами я не мог. Дядя, однако, почувствовал, что я с ним не согласен и сказал:

–Ты просто ещё не понимаешь, у тебя действительно прекрасный возраст. Живи и радуйся.

–Не хочу радоваться, – возразил я, – хочу как ты, жить в общаге и ходить по блядям.

Он захохотал, хлопнул меня по плечу и сказал, – не спеши, всё у тебя будет.

Я поверил ему и стал ждать, но время тянулось ужасно медленно и в моей жизни не происходило никаких достойных внимания событий. Родители продолжали воспитывать меня в строгости и аскетизме. Дядя же, по контрасту, жил полной жизнью. Он окончил институт, устроился в какую-то наладочную контору и очень часто ездил в командировки. Однажды в Новосибирске он подрался и попал за решётку. Сам он утверждал, что защищал девушку, к которой приставал какой-то хулиган, но, поскольку пострадавшим оказался сын мэра, суд признал дядю виновным и несколько лет я его не видел. Потом он женился и осел в Новосибирске. Встречались мы с ним редко, но каждый раз я с удовольствием слушал его рассказы. Они нравились мне ещё и потому, что сам я рос тихим и послушным и всегда завидовал его лихости.

Иногда он спрашивал, сколько мне лет, и вне зависимости от ответа, говорил, что это прекрасный возраст. Я же энергично ему возражал. У нас это стало своего рода игрой.

В очередной раз мы встретились лет через десять. В то время я болезненно переживал очередную любовь. Она хоть и не была первой, но, так же как и все предыдущие, оставалась платонической. Именно это было главным источником моих страданий и, когда при встрече дядя по традиции полюбопытствовал, сколько мне лет, я язвительно ответил:

–Сколько бы ни было, это прекрасный возраст.

–Конечно, – согласился он и, внимательно посмотрев на меня, спросил, – что случилось?

Я рассказал о своих страданиях, надеясь, что он научит меня вести себя с женщинами, а он вместо этого хлопнул меня по плечу и сказал:

–А ты женись, тогда кончатся твои мучения.

Я обиделся и ничего ему не ответил.

Потом из послушного мальчика я сделался застенчивым и влюбчивым юношей. Увлечения следовали одно за другим, а взаимностью мне так никто и не отвечал. И только в 20 лет прекратилась цепь моих любовных неудач. Моя избранница великодушно согласилась выйти за меня замуж. Я был на седьмом небе от счастья, а родители, познакомившись с ней, хотели выгнать меня из дома. Даже всегда флегматичный отец заявил, что если мне так уж приспичило, я могу привести ЭТУ и жить с ней не расписываясь. Но ЭТА соглашалась переехать к нам только после того как у неё появится штамп в паспорте. Родители не могли найти себе места и однажды ночью я слышал, как мама жаловалась отцу, что я неопытный олух и меня окрутила какая-то шлюха.

–Декольте у неё до пупка, – говорила мама, – а показывать нечего. Грудь – второй сорт, рожа страшная, фигура как у Бабы Яги. Ей бы надо принять мусульманство, одеться в мешок и закрыться паранджой, а она своё уродство напоказ выставляет. Если бы наш лопух сравнил её с другими, он и сам бы в этом убедился, но в Советском Союзе даже борделей нет. Проклятая страна!…

–Да уж, – немедленно согласился отец, – бордели могли бы и разрешить.

Несмотря на недовольство родителей, я твёрдо стоял на своём и ни с кем не хотел сравнивать свою избранницу. Мы подали документы в ЗАГС, и я с нетерпением ждал свадьбы. Родители отказались принимать участие в торжестве и демонстративно укатили в отпуск.