Елена Поддубская - Спаси нас, Господи, от всяких перемен!

С некоторых пор, задавая подобные вопросы, Ухов не церемонился: интересы в общении могли возникнуть только тогда, когда человек представлял для него хоть какой-то интерес. Глядя на сильно потеющего «юриста при горсовете», одетого в мятые льняные брюки и в шлёпанцах, Анатолий едва сдержался, чтобы не сморщиться: «Кадровый сотрудник с месячным окладом в сто сорок монет по номиналу, и никаких перспектив». Козырнув в ответ соседу характеристикой «крупный бизнесмен», Ухов заторопил жену.

– Ну, зачем ты их так обрубил? – упрекнула Раиса в подъезде, доставая из почтового ящика «Аргументы и факты». – Всё-таки они оба с высшим образованием… − Закончив после школы только художественный техникум по специальности «живопись», к институтским дипломам она относилась с уважением.

– И шо мне теперь – расшаркиваться перед ними?.. − Анатолий уже пробегал глазами газету.

– Хоть бы о чём-то поговорил с ним! − В глазах женщины стояла обида. Ей муж соседки понравился: высокий, мощный, улыбчивый, как Катя. А дочь, радостно побежавшая навстречу, словно терялась в его крупных руках.

– Та на кой он мне нужен? Юрист… Детей мне с ним не крестить, – ответил Анатолий и пошёл к лифту.

– Да уж, дутыш, – кивнул Егор на тяжёлую дверь, скрывшую соседей из пятого подъезда: – Такой пробурит тебя и не заметит.

Катя близоруко глянула им вслед и рассеянно улыбнулась:

– Жаль. Раиса – очень милая женщина. А Настенька у них – просто прелесть. Ты заметил, какие у неё глазки?

Про глазки чужого ребёнка Егор пробурчал что-то неопределённое, а вот Раисе оценку дал самую положительную.

– Такой женщине не Цербер нужен, а… – Иванов вытащил из кармана штанов связку ключей и стал подниматься на крыльцо. – Пошли домой, моя дорогая. Детей нам с ними точно не крестить.

Ещё раз оглянувшись на закрытую дверь соседнего подъезда, Катя вздохнула. Новые времена меняли положение и нравы не в лучшую сторону – люди становились расчётливыми и непроницаемыми. Бороться с этим у таких, как Катя, не получалось.

4

2013. Май

Спецполиклиника для ветеранов Великой Отечественной войны была видна с балкона Уховых – сразу за сквериком. Миша и Раиса привезли туда травмированную Настю на такси. С самого начала демократизации страны стало ясно, что медицинское обслуживание не может быть одновременно и народным, и бесплатным. Заплатив нечто, похожее на годовую абонентскую плату, Ухов приписал семью к тому медицинскому учреждению, где качество обслуживания ещё хоть как-то и кто-то мог гарантировать. Понятно, что при постановке на учёт ему пришлось согласиться с уточнением главврача, что в случае чего обслуживать их, неконтингентных пациентов, будут по специальному тарифу. Теперь вот такое «в случае чего» случилось, и Анатолий по телефону одобрил названную сумму за «дополнительные услуги». Её озвучил Раисе всё тот же главврач. Дочь свою Анатолий любил, и на здоровье близких экономить не собирался.

После необходимого обследования, выполненного за стимулирующие наличные без всяких проволочек, выяснилось, что у девушки перелом лодыжки, травма колена с разрывами крестообразной связки и мениска, ушибы и раны на руках с вывихами обоих запястий и подвывихи пятого и шестого шейных позвонков. Когда через час Настю вывезли из процедурного кабинета на кресле-каталке, гипсовые повязки опоясывали её с головы до ног. Катя и Вера, столкнувшись с соседями в сквере, от ужаса синхронно прикрыли рты ладонями. Мари при виде сестры заплакала. Анатолий, вернувшись домой поздно вечером, выразился нецензурно:

– Не, это просто п..дец! Хороший ты мне, Настя, сделала подарок ко дню рождения! − в конце мая ему исполнялось пятьдесят два.

Мужчина прошёл к шкафу в большой комнате, вытащил оттуда начатую бутылку водки и налил себе рюмку. Сжав одной рукой область левой грудины, другой Ухов опрокинул спиртное в рот, и, снова матерясь, жестом дал понять, что все должны покинуть помещение. Катя и Вера, забежавшие узнать, не нужно ли какой помощи, поторопились уйти: в семье Ивановых никто и никогда не ругался вслух, тем более при детях. Раиса, закрывая за соседками тяжёлую дверь, стыдливо улыбнулась:

– Вы извините его. Это он от стресса.

Ругаться матом с момента смены власти стало делом обыденным. Страну кинули из развитого социализма, при котором брань осуждалась и пресекалась на любом уровне, в зародышевый беспринципный капитализм, где даже люди высокого государственного положения, и даже с общественной трибуны, не считали теперь зазорным ввернуть в разговор скверное словцо. По примеру руководителей страны народ тоже спустил родной разговорный со всех тормозов. И понёсся по стране мат во всех его формах и видах. Матерились изощрённо, зло, целыми придуманными фразами, даже предложениями, в которых из литературного оставались только союзы и междометия. Порой эти выражения звучали так вычурно или нелепо, что для их понимания пришлось издавать фразеологические словари. Матерились мужчины, женщины, подростки и даже дети. Старики, прожившие всю жизнь в почитании языка, вторили молодёжи, изрыгая хулу на правителей, времена и события. Бранились все сословия и социальные прослойки. Богатые матерились особо яро, опровергая аксиому «чем хуже жизнь, тем ниже уровень интеллекта». Люди ругались, окладывая себя крестом и оправдывая мыслью, что если никому не стыдно за тот кошмар, в какой ввергли народ, то почему самому народу должно быть стыдно за слова, какими он характеризует наступившую беду.