Елена Поддубская - Спаси нас, Господи, от всяких перемен!

Днём тут были вечные пробки, чему немало способствовали расположенные на Казачьей учреждения, корнями из советских времён. В отсутствии паркингов нередко из-за «тачки», приткнутой к стоящим рядам «на минуту», чтобы заплатить в банке дорожный штраф или получить в статистическом управлении справку, проезд преграждался вовсе.

Покоя на улице не было и по ночам: удалые байкеры и молокососы за рулём крутых иномарок приноровились соревноваться ночами в гонках со старта от торца дома с «анжеликами» до ближайшего перекрёстка. Населявшие высотку люди, всё больше знатные и культурные, реагировали на гонки и ссоры под окнами кто матом из окна, кто брошенной с балкона картошкой, кто беспомощными звонками в местное отделение полиции. Она на звонки не выезжала, так как безобразничали чаще всего сынки «слуг народа», с которых за нарушение общественного порядка даже взятки не возьмёшь. Чего тогда мотаться по ночам и тратить государственное горючее? А картофель и мат заканчивались под утро. Впрочем, как и энергия соревнующихся.

Сейчас под окнами высотки происходил очередной инцидент. Решив вписаться в пространство, куда не вошла бы даже детская коляска, хозяин жигулёнка встал поперёк пути. Гнев водителей и выкрики пешеходов, выраженные «исконно русским», быстро создали толпу − людям проще советовать там, где их интересы не затронуты.

Заслышав шум даже на последнем этаже дома, Настя Ухова осторожно выглянула через балконное окно. После ремонта балкон утеплили и убрали перегородку, отделяющую его от спальни, так что он, расширив комнату, стал её частью:

– Во дебилы, сейчас точно будут драться… − Двадцатипятилетняя красавица, с тонкой талией и длинной косой, как у барышень Тургенева, блеснула карими глазами: − Маша, иди, посмотри!

Запустив руку в короткую стрижку, её младшая сестра Мари «утонула» в компьютере. Хромосомы предков выстрелили обеим девушкам лишь в чрезмерно высокие лбы, форму глаз и тёмно-русые волосы. В остальном коренастая Мари была скорее антиподом сестры. Настя звала её «Машей» и даже «Марусей», а не как окрестили родители. Впрочем, на эту небрежность никто не обращал внимания. Мать девочек – Раиса, стройная и тонкокостная, что перепало старшей из дочерей, воспитывала детей, следуя трём принципам: «Всё, что ни делается, − к лучшему», «То, что впитано, – впитано» и «Претензии к жизни можно предъявлять только по материальным вопросам». Анатолий, муж, отец и потомственный носитель высокого лба и миндалевидных глаз, рассуждал ещё проще: «Насте так удобней».

Сцена за окном достигала апогея драматизма: водитель внедорожника, в бампер которого все-таки въехал «ас» на «Ладе», вытаскивал неудачника из кабины вручную. Настя снова позвала сестру.

– Больно охота! – отмахнулась та. − Лучше давай прикрепим сетку от комаров… − В двенадцать лет Мари уже вовсю увлекалась текстовым редактором Word и диспетчером для графических файлов Picture Manager Microsoft Office, освоенным недавно вместо «примитива» Paint. Перескочив из четвёртого класса обычной школы сразу в шестой частного колледжа, девочка вполне легко освоила те программы, не знать которые считалось среди учеников её классе непозволительным.

Глянув на Настю, увлечённую дракой внизу, Мари почесала толстый нос; мама снова будет недовольна. С приходом тепла комары долетали даже до шестнадцатого этажа. Анатолий заказал раму с сеткой заранее, ежедневно напоминая, что её надо вставить. Раиса, планируя сделать это каждое утро, спозаранку убегала на ближний Кооперативный рынок за свежими продуктами. По дороге она непременно заскакивала в любимые бутики – итальянский и французский. Приглаживая в примерочных чёрные волосы, тугие и длинные, и разглядывая свой яркий макияж, Раиса, млея, выслушивала уверения продавщиц в том, что её предки точно жили когда-то в одной из этих стран. Иначе откуда было взяться глазам цвета малахита на браслете, надетом на тонкое запястье? Не говоря уже о безупречном вкусе, с каким подбирала себе одежду эта женщина, стоящая на пороге пятидесятилетия. Воодушевлённая, Раиса выпархивала из магазинов, и, проходя по Центральной (показываться на других улицах, где публика и эстетика «не те», не имело смысла), часто ловила восхищённые взгляды. Дочери подражали матери как могли, а она, уверенная, что достигнуть схожести с ней невозможно, опекала их с любовью матери-наседки. «Ты не доверяешь им даже спускать воду в туалете», – упрекал Анатолий жену в самоуправстве, доходящем порой до абсурда. В доме всё держалось на воле, требованиях и планах Раисы. Мужчина, критикуя жену, мирно почивал у фонтана ее неиссякаемой энергии, Настя снимала с себя ответственность даже думать самой о малейшей проблеме, а Мари усыпляла бдительность матери убеждениями в послушании, ни у одного из домочадцев не было малейшего желания ссориться с родительницей. «Я так люблю тебя, мамочка», – приникала Настя к материнскому плечу. «Мамулечка, ты у нас настоящая француженка», – подсовывала Мари обложку того или другого из многочисленных журналов мод с прикроватной тумбочки. Анатолий тоже знал, чем можно подсластить жизнь супруги-домохозяйки, и справлялся с этим довольно неплохо.