Люси Штоллер - Бессмертие, которому не помешает даже утконос. Моя повесть

Слова, как горошинки, ударяются в скульптуру, формируют её, правят, лепят булочку из теста. Мы прыгаем через траншеи, скупаем коллекцию наклеек по баскетболу, подрезаем усы коту, пробираемся в закрытую зону военного аэродрома, чтобы полежать на лужайке, и всем этим собираем внутри себя стержень. Даже не стержень, а ядро. Маленький поначалу шарик, который разрастается как снежный ком. Мы бежим, он крутится. На первых порах шарик похож на желе. Он болтается туда-сюда, трясётся, растягивается, разрывается на части, а затем склеивается заново, меняет цвет и крепчает.

Сегодня мы лазали через теплотрассу, свалились и сломали руку – шарик крутанулся и чуть треснул, а мы побежали дальше. Через день на наших глазах машина сбила кошку, а позже мы узнали, что прошли в финал престижного конкурса. Рыдания сменились потоком восторга.

Ещё вчера казалось, что разорвать помолвку с нелюбимым человеком невозможно, а сегодня мы стоим в предполётной зоне аэропорта, уверенно сжимаем в руке посадочный талон и готовимся на полгода раствориться в творчестве и скандинавских пейзажах.

Сколько раз нам представлялось, что через минуту случится катастрофа, что поезд тронется и папа останется на перроне, что брат закроет нас в кладовке без света, а мама приготовит на завтрак тыквенную кашу. Монстры окружали плотнее, пробирались под свитер и заставляли трепетать от страха. Думаем, никто не удивится такому сравнению, что страх порой делает из нас рыбёшек, неспособных говорить, разумно мыслить и совершать поступки.

А что происходит, когда поезд всё-таки трогается? Мы оглядываемся и видим лицо папы, он улыбается и держит в руках пять порций шоколадного мороженого. Кажется, что тёмный чулан затянет в кроличью нору, но закрыв глаза, мы не оказываемся по ту сторону космоса, не выпадаем из атмосферы, а скорее наоборот – ощущаем себя героем, Гарри Поттером, не меньше, и активно продумываем реванш. По секрету, даже от тыквенной каши можно спастись, потихоньку выбросив её в окно или подбросив мопсу.

С папой. 1993 год

Кто же мы? Герои-трусишки? Парадокс, который добавляет загадочности в противоречивую натуру человека. Глаза боятся, а руки делают – мудрая пословица подсказывает, что первый шаг всегда труден, но руки всё равно его делают. Руки не ждут начала нового века или стороннего одобрения. Они неуловимо перебирают пальцами, берутся за инструмент, и ты не замечаешь, как стоишь перед университетским оркестром, сжимая дирижёрскую палочку. Тридцать человек готовы ловить каждое твоё движение.

Как абсурдно звучала фраза, если бы страх обладал настоящей силой. Глаза боятся, а руки ватные; глаза боятся, а руки в карманы спрятались. Шпаргалка поколений помогает получить ответ, то самое одобрение, а точнее, заверение, что боязнь – это такая же часть меня, как и делание.

Мы стоим за дверью собственной жизни и держим её. Туда летят не только лучи солнечного света и ароматы какао с ванилью. Иногда для солнечного света не находится и маленькой щели, чтобы проникнуть между слоями правил, грубых слов, чужих мнений. Мы призываем на помощь детство, изо всех сил пытаемся удержать разваливающееся строение, но дверь трещит.

Постепенно борьба затихает и ядро, превратившееся за это время в колючего ежа или пожёванную жвачку, покрывается серой пылью. Скульптуру задвигают в угол провинциального музея, где никогда не бывает освещения. За ней не ухаживают, экскурсии скучающих посетителей проходят мимо. Остаётся только ворочать глазами, смотреть на свои отрубленные руки и привыкать.

Мы хмуримся, дёргаем за нити воспоминаний, стучим по ядру железной лопатой, но в ответ получаем неясный шелест. Словно музыкальная пластинка, которая закончила вальсировать, гоняет по кругу поскрипывая.

Теперь нам остро хочется каши, и обязательно тыквенной, и варёной свёклы, которую мы всё детство отставляли подальше. Томатный сок мерещился вчера во сне, и мы не вспоминаем, что на днях не могли вынести даже запаха этого красного пюре. Мы горячо полюбили сон, особенно дневной. Нам не понять, как совсем недавно кидались смотреть «Утиные истории», брыкаясь, плача и вопя о нежелании тратить драгоценные минуты на бестолковое занятие – отдых.

Шаг за шагом окружающая среда становится монохромной. Минуту назад любимый магазин цветов, тот, что в центре города на остановке, пестрил живыми оттенками роз и тюльпанов, мы моргнули и видим только немытые витрины и разбитую лампочку у входа. Мы меняемся не в лучшую сторону. И даже если лучшей стороны нет, и ярлыки навешаны лишь книжниками, то место, где мы находимся сейчас – выглядит неважно. Сырники подгорают, машина уходит в снежный занос, родители стареют, брат не звонит, друзья гибнут, карусель не останавливается.