Андрей Агафонов: Мама кома

«Почему не золотой?» – подумал Сергей. Но спрашивать не стал. Данила был не из тех, у кого спрашивают. Молча пожал руку. Снял «Ямаху» с плеча, положил на кровать.

– Музыкант? – спросил Данила, поглядев на футляр.

– Немного.

– Это хорошо. Работа нужна?

***

Мама Данилы много лет работала директором магазина «Цветы» на площади Ленина. Отца Данила не знал, горя тоже. Рос любимым, обласканным, девственность потерял в седьмом классе, в 17 впервые побывал за границей, в Венгрии, по молодежной комсомольской путевке. Подружился с парой комсомолок, привез себе кожаный плащ как у комиссара Миклована. В следующий раз – пару плащей и десяток джинсов «Левис», просто про запас. Потом захватил комсомолок, одна осталась в Будапеште, оттуда перебралась в Вену, работать по призванию. Прислала ему открытку.

– Поедешь? – спросил Сергей. Они сидели в ресторане «Сокол», за столиком рядом со сценой.

– Если туда, то с концами, – пожал плечами Данила. – А у меня тут мать.

Помолчали.

– Сам-то не думал? Инструмент в руках есть.

– Шутишь? Кому я там сдался? Там негры в переходе лучше играют.

– Это да, – не стал спорить Данила. – А что насчет здесь?

– Здесь? – Сергей огляделся по сторонам. – Да можно, чего нет. Сколько платят?

– Тридцатку за вечер как два пальца.

Сергей присвистнул.

– Ну так. Приличное заведение!

***

– Любимый художник – Дали? – ответсек Леня опустил листочки с машинописью, воззрился на практиканта поверх очков с толстыми стеклами. Обрамленная черными влажными волосами лысина блестела, – а любимый политик Муссолини?!

– Почему?

– Долго объяснять. Это я уберу, – он обвел прямоугольник текста ручкой, перечеркнул его крест-накрест. – И вообще что за анкета, любимый художник, любимый музыкант. Спросил бы еще «любимый цвет», или «что думаешь о хозяине этой тетради»…

– Понял, – покраснел Андрей. – Ну а вообще?

– Вообще что-то из тебя получится, наверное. Если зайца бить, как говорится…

– Напечатаете?

– А куда мы денемся!

***

Микушин в радиоузле был непривычно мрачен, отрывисто поздоровался, сунул в руки Сергею газету и вернулся к своим занятиям. Сергей развернул номер «Молодого ленинца». На третьей странице увидел свою фотографию с обложки миньона 1979 года – видать, отрезали от остальных и увеличили, – и броский заголовок «От „Рассвета“ до заката» (спасибо ответсеку Лене).

– Чего случилось-то? – не выдержал Сергей.

– Да Наташка куда-то пропала, – рассеянно сказал Микушин, – ничего, найдется. У подружки, наверное.

Сергей кивнул и погрузился в чтение.

«– Вашу группу часто называют эстрадниками. Говорят, что вы ненастоящие рокеры. А что вы думаете по этому поводу?

– Музыка есть или нет, а кто определит, настоящая ли она? Я могу сказать, что тот наш «рок», который я слушал, это с музыкальной точки зрения колхозная самодеятельность. С точки зрения текста недалеко ушло. Я думаю, что «Рассвет» намного ближе к таким рок-группам, как Deep Purple, Led Zeppelin, Foreigner, чем «Савояры» или «Машины времени».

– Получается, вас упрекают в эстрадности, потому что у вас музыка более коммерческая?

– Как у всех популярных композиторов. Юрий Антонов пишет коммерческую музыку, Вячеслав Добрынин пишет коммерческую музыку. Да и на Западе если ты пишешь некоммерческую музыку, то кому ты нужен вообще? Коммерческая музыка – это та музыка, которой хочет слушатель. Что тут плохого?

– Вы часто ссылаетесь на Запад, но вы же понимаете, что нам их никогда не догнать…»

– Во дает, – он остановился и посмотрел на Микушина. – Ты читал?

– Угу, – буркнул тот, упаковывая в коробку очередную катушку.

«нам их никогда не догнать?

– А не нужно никого догонять. Ну вот так вышло, что мы родились в этой стране, говорим на одном языке, одни книжки читали. У нас получается, может быть, хуже, чем у них, но это наш язык и наша жизнь, и другой жизни не будет, поэтому предлагаю полюбить эту». Хорошая концовка.

– Да Андрюха молодец, – кивнул Микушин. – Это он, прикинь, в девятом классе. Не пил бы еще.

– А он пьет?!

– Пару раз видел вообще невменяемым. Вот такой вот, – Микушин согнулся, приставил ко лбу растопыренные пальцы, изобразил, как лезет бодаться. – Ладно, мне закрывать надо. Ты чего хотел-то?

– Да я тут работать устроился. Хотел тебе долг вернуть.

– Давай, – сиреневая бумажка исчезла в пудовом микушинском кулаке, – деньги всегда кстати. А где работаешь?