Валерий Попов - Мы не рабы

– Ну как же, товарищ подполковник! Неужели не… Слушаюсь!

Брякала трубка – и тут же снова журчал диск. Я мучился: не оправдаю его надежд!

Но страдал я не только от этого… Прямо скажу: в основном не от этого. Мокрое вафельное полотенце, усыхая, стягивало лицо так, что даже сердце набухло.

Голос Васи становился все неуверенней. Неужто так и не нашел поддержки? Сочувствую ему. По малейшим оттенкам начальственных голосов он пытался сориентироваться – какую тему разыгрывать, чтобы сорвать куш? Полотенце душило. Не знаю, где Вася учился, но предмет «пытки подручными средствами» он явно не прогуливал и имел талант. А вот с продвижением… Он все никак не мог оторваться от диалога с властью. А я – погибал! Полотенце, ссыхаясь, сжималось – а лицо, мне кажется, распухало. При том – я считал неудобным несвоевременными криками и стонами прерывать чей-то деловой разговор. На каком-то нестерпимом пике боли я то ли вырубился, то ли заснул. И вдруг – словно прозрел. Видно, в пыточной моей рассвело.

Тишину прервал какой-то до боли знакомый голос. Но ни с чем хорошим он вроде не связан: сердце не встрепенулось. Но следует все же напомнить о себе. Я громыхнул решеткой – и подошли двое, как я разглядел сквозь полотенце, на свет. Один наверняка Вася, судя по суетливости движений, а второй… неужели? Этот ослепительно белый костюм!

– Откройте! – скомандовал он, и Вася отпер решетку. – Что это? – Он гневно указал на меня.

Я сначала подумал, что это я вызвал его гнев. Оказалось – не я.

– Но он же… это – стекло разбил, – забормотал Вася. – А там… портрет!

– Какой портрет? Не выдумывайте. Там просто стоял какой-то журнал. Немедленно снимите… это!

Вася сорвал с моего лица присохшее полотенце. Передо мной стоял Сокол, ослепительно белый в полутьме.

Лучше бы он сказал – «снимите медленно», а то Вася, засуетившись, рванул «маску» с меня с кусками кожи. На полотнище я увидал отпечаток моего лица, исполненный кровью, что-то мне это остро напомнило: другое полотнище, вошедшее в историю… Плащаницу с отпечатком Христа? – скажете вы. И будете правы. Но – не совсем. Разве ж можно сравнивать ту кровь – с моей? Моя кровь была как засохшая, так и свежая, как на лице, так и на вафельном полотенце… вся харя от него в мелкую клетку: потом долго так ходил.

– Дайте! – Сокол эффектно протянул руку и Вася вложил в нее мою «плащаницу» – невысокого, прямо скажу, качества. – Что вы наделали?! – вскричал Сокол, разглядывая полотнище.

Вася ответил, не особенно удачно:

– Это компресс.

– Это – кровавый компресс! – эффектно воскликнул Сокол, словно для видеозаписи.

А может, видеозапись и велась? Передовая техника уже была тогда в распоряжении органов. Во всяком случае, «кровавую портянку» Сокол продемонстрировал во всю ширь и жуть, растянув на груди. Значение этого события, как почувствовал я, было огромно: Сокол сорвал с меня маску!.. и открыл всем мое истинное лицо. Которым я и пользуюсь до сих пор.

Он аккуратно сложил полотенце и спрятал в сумку. Зачем?

– Я надеюсь, – произнес он, – что это будет последний экспонат в музее кровавых преступлений этого строя!

Я был ошарашен.

– …В музее? – пробормотал я.

– Да!

– …А что, вообще, случилось? – все же, не сдержавшись, я задал бестактный вопрос.

Прямо спросить: «Чего это с вами происходит?» – я не решился.

– А вы разве не знаете? – Он всплеснул руками. – Путч в Москве полностью подавлен!

…Боюсь, я не так ярко разделил с ним радость, как надо. Сияй, радуйся – а то опять упекут.

– Это историческое событие! – произнес я.

– Бе-зу-словно! – подтвердил он. – И я почему-то уверен, что мы с вами встретимся, и еще не раз, на крутых виражах нашей истории и подставим друг другу плечо!

Насчет плеча – сомневаюсь. Разве что вместе полезем в чужую форточку…

– Я пойду умоюсь?

– Погодите, я сфотографирую вас.

И аппаратиком со спичечную коробку он увековечил меня, в профиль и анфас.

– Ступайте! Вы свободны! – Эффектный жест кистью, словно кистью живописца.

Когда я вышел из туалета, умывшись, и Сокол, и Вася мирно спали, обнявшись на скамейке и открыв рты. Видно, вымотались… Они тоже устают.

Я поднялся из узилища. Все спали в зале, в тепле! Слава богу, хоть что-то я сделал. Разбил харей лед прежней жизни, и теперь кожа в клеточку! А вот и мои друзья. Не бросили, не забыли!

Наиля открыла глаза.

– А у роженицы, – сказала она, – начались здесь схватки, и ее увезли.

Хорошо, что это было не на улице! Может, не зря, действительно, я приехал сюда?