Иван Карасёв - Ниточка жизни

– Женщина, не надо два талона, могу только крупу взвесить, яиц нет! Приходите завтра, завоз обычно часов в десять! – Усталая продавщица с ножницами в руках в очередной раз отодвигала назад карточки расстроенной обладательнице небольшенькой пачки типографских листиков со стандартным набором продуктовых названий: хлеб, сахар, крупа, мука, масло, молоко и так далее.

– Да, но видите, я карточки склеила, а то их столько теперь, что запутаешься – растерянно пробормотала покупательница, на вид обычная ткачиха с фабрики, что стояла неподалёку, – если вы мне отрежете крупу, у меня яйца отвалятся! – В её голосе уже были слышны нотки некоторого возмущения.

– Слушайте, у вас яйца отвалится не могут! По определению! – В разговор встрял какой-то пьянчужка.

– А ты не хами, не твоё дело! Напился, иди проспись! – и уже заискивающе продавщице:

– Девушка, ну может найдётся пол-десятка хотя бы? Мне блины надо спечь, у мужа день рождения, а в доме шаром покати. Вчера на работе задержали, позавчера вообще митинг был. Против британских империалистов в Индии и Пакистане. Слыхала? Страна такая есть – Па-ки-стан, – женщина по слогам произнесла слово и продолжила, – а к вам придёшь, а у вас уже пусто!

– Ну я тут ни при чём, помочь не могу. Не задерживайте очередь! – «девушка» предпенсионного возраста явно хотела поскорее избавиться от докучливой покупательницы.

Очередь в лице всё того же пьянчужки ехидно улыбнулась и, «подбадривая» расстроенную жену именинника, произнесла растягивая каждое слово:

– Приходите завтра, дама! Это наш девиз! А сейчас угомонитесь же наконец!

Та буркнула в ответ что-то нечленораздельное и, явно недовольная, быстро зашагала прочь.

Потом подвыпивший юморист повернулся к продавщице и, совсем как старый знакомый, попросил:

– Танечка, ну а мне на закусон, ты знаешь, килечки какой, лучше в томатном соусе, ну а нет, так что попроще, без карточек.

Танечка, действительно, была в курсе гастрономических предпочтений пьянчужки. Она быстро вытащила откуда-то, наверное, из загашника, какую-то банку с криво наклеенной красной бумажкой, взяла протянутую замусоленную десятку, быстро отсчитала сдачу и вопросительно взглянула на Зину. Она была следующей и последней в очереди.

– Мне тоже, пожалуйста, кильки!

– Больше нет, это была последняя.

– Жалко, – разочарованно протянула Зина, – тогда вот эту, – она показала на железную банку с изображением петуха, это были консервы из куриных потрохов.

«Вот так всегда, так каждый день, не везёт, – вздохнула Зина, – и надо радоваться, если по карточкам досталась не чайная колбаса, а докторская. Ну хоть что-то».

Вчера после смены у Зины на ужин вообще только чай с сухарями остался. В магазине не успела отовариться. Он закрывался в девять. Сестра-хозяйка задержала, и всё из-за каких-то вонючих наволочек. Ну Зина-то тут причём была, постели санитарки стелют, а не медсёстры. Но вот надо было найти на ком отыграться. И нашла. Все уже ушли, ночная смена работает. А Зину толстая тётка из пятой палаты не отпускала, всё спрашивала, а как у неё, а что у неё. И как лечить надо, а что у Зины спрашивать-то, у лечащего надо, только он на обходе не обходит, а облетает эту зануду. Что там у неё и так всем понятно, жрать меньше надо! Всю блокаду в столовой для железнодорожного начальства провела. Жирела, когда люди умирали. И вот тебе расплата. Сбрось килограммов двадцать для начала – одышка уйдёт, сердчишку легче стучать будет. Вот не может Зина встать и сказать, как Мария Ивановна: «Всё, больная, я доктору передам!» И уйти красиво. Так, оглядывая палату, с высоко поднятой головой, мол, я вас поняла, товарищи больные, предпримем всё возможное. Не ускользнуть тихонько, как Зина обычно делала, пользуясь первой же возможностью, а уплыть величаво словно пава. Так, чтобы палата потом долго обсуждала кому и когда клизму поставят.

А вот Зина не может, ну пока не может. Молодая, люди понимают, но подождите. «Это сейчас на меня всё валится, но я научусь, тоже с уважением и надеждой смотреть будете. Это сейчас мне вечно не везёт, и на ужин чай с сухарями, погодите, придёт время…»

Нельзя сказать, что по жизни Зине не везло всегда, всё-таки двухгодичную школу медсестёр окончила и из беспросветной деревенской грязи вырваться сумела. Но только везения в том было мало, главным образом упорство и желание. Желание сделать так, чтобы не как у всех: не на поле горбиться за трудодни-палочки, и не с коровой в хлеву радоваться жизни, выгребая навоз, не в избе под лучиной чью-нибудь рубаху штопать. Да там ещё показаться нельзя было, чтобы дядька или тётка не погнали куда, за водой или бельё стирать на реку.