Валерий Голков - Жил-был хам

А время шло, наш герой, окончив школу, поступил с помощью папы в престижный вуз, где не отличался особым усердием в учебе, зато проявил себя на общественном поприще. Он с энтузиазмом взялся за работу в комсомоле и прошел все уровни – был комсоргом группы, курса, факультета, а к концу обучения в вузе – секретарем комитета комсомола института. Уровни эти дались ему легко, поскольку не было конкурентной среды. Студенты в подавляющем большинстве еще соглашались избирать, но быть избранными – ни в какую. А кто не возражал быть избранным, того и избирали. Высокомерие, волосатая рука папы и выборная должность возвышали его в собственных глазах над теми, кто не имел ни того, ни другого, ни третьего. Возвышали, но только в собственных. Студенты, не имевшие подобных преимуществ, в описываемые времена по этому поводу комплекса неполноценности не испытывали и на высокомерие своего собрата по учебе никакого внимания не обращали, а, попросту говоря, плевать хотели. Обратная реакция была аналогичной. И только отсутствие интереса к нему со стороны особей женского пола Васю расстраивало. Ведь кроме описанных выше преимуществ он был высокого роста, упитанного телосложения и имел правильные, правда, плохо запоминающиеся черты лица. В связи с достигшей расцвета половой зрелостью и наличием перечисленных достоинств он считал себя неотразимым, а упомянутых особей – обязанными это осознавать. Однако фактически имело место злостное неосознание, что взывало к отмщению. Как жизнь, кривоногая, с приветливой улыбкой спрашивал он случайно встретившуюся однокурсницу. И не дождавшись ответа, интересовался, не хочет ли она большой и чистой любви. Потом следовала еще пара гадостей. Получив удовольствие от искареженого услышанным лица жертвы и оглянувшись, нет ли поблизости свидетелей, он удалялся. А обиженная еще долго рыдала в туалете, глядя на свои стройные ножки.

Как уже было отмечено, учился Вася без энтузиазма, но в основном на четверки, и зачастую не гнушался выклянчиванием этих четверок, ссылаясь на большую общественную нагрузку по комсомольской линии. И ему, как правило, шли навстречу, ибо он мог пожаловаться (а такие факты имели место) на какого-нибудь строптивого преподавателя и декану, и парторгу института, и самому ректору, обвинив строптивца в пристрастном отношении и неуважении к выполняемым им общественным обязанностям. Правда, никто никогда, за исключением, может быть, вышестоящих комсомольских чинов да институтского парторга, не интересовался, из чего состояли эти обязанности. Справедливости ради следует отметить, что на каких-то собраниях, организованных Васей, обсуждали особо отличившихся в студенческих пьянках, результаты рейда по общежитию и еще что-то, например, решения партийных съездов. А вот организацию и исполнение трудовых подвигов студентов на колхозных полях, целине и стройках в свободное от учебы время обеспечивали лидеры неформальные. Наш герой к таковым не относился и в этих подвигах не участвовал по причине резкого ослабления здоровья, подтвержденного соответствующей медицинской справкой, в которой и указывалось, в связи с какой такой болезнью Васе категорически противопоказан общественно-полезный труд на этих самых полях – стройках. По слухам, выдаче справки предшествовал звонок из папиного учреждения (аналогичным образом наш герой по окончании вуза «откосил», как сейчас говорят, от армии – к тому времени в вузах отменили военные кафедры, и выпускникам полагалось отдать воинский долг по укороченному сроку). Однако, несмотря на личное неучастие в колхозно – целинно – строительных мероприятиях, руководящую и воспитательную роль предводителя комсомола Вася исполнял рьяно, обличая тех, кто по разным причинам, неважно каким, их игнорировал. Он устраивал им разнос, используя высокий слог, заимствованный из передовиц центральных газет с добавлением богатого арсенала собственных хамских упражнений. Так же он отделывал и тех, кто замечен был выпившим или пропускал лекции. Всем перечисленным доставалось и в стенной газете, коей Вася был главным редактором. Правда, его газета мало чем отличалась от стены, на которой висела, и ничьего внимания не привлекала – стена и стена, что с нее возьмешь.

А что до хамского поведения, то оно стало более изощренным и в то же время более осторожным, с оглядкой, потому что изменился круг общения, а в этом кругу в случае чего и кулаки были побольше, и фонари могли гореть поярче.