Валерий Голков - Жил-был хам

Автор был установлен по почерку и вскоре стишок в качестве вещественного доказательства совершенного преступления лег на стол директора. Директор, человек с юмором и тоже по каким-то там причинам недолюбливавший «немку», оценил несомненные литературные достоинства стишка, посмеялся без свидетелей, но Вову с мамой к себе все же вызвал – для выяснения и наказания. Вова на допросе сознался в содеянном, но клялся, божился и давал честное пионерское, что не подкидывал его «немке» и не собирался этого делать. И директор принял соломоново решение: виноват не тот, кто совершил проступок в порыве чувств, а тот, кто исполнил эту подлянку – выкрал и подкинул. Нашлись в классе свидетели, которые охотно сдали Васю. «Немка» согласилась с решением директора, приняла Вовины извинения и с тех пор невзлюбила Васю. Этот факт не слишком его расстроил – немецкий, как и «немку», он и раньше недолюбливал, а в отношениях с одноклассниками тоже мало что изменилось – случившееся на эти отношения не повлияли. Директор в устной форме высказал Васе все, что о нем думал, в надежде на понимание и дальнейшее неповторение – он был большой либерал, хотя в душе считал, что Васю следовало бы выпороть за подлость.

Между тем Васин папа к этому времени довольно резво поднялся по карьерной лестнице, и на какой-то ступеньке его высокий должностной уровень был отмечен персональной черной «Волгой» и личным водителем.

С этого момента Васю как подменили. Когда его первый раз привезли в школу на папиной «Волге», из машины вышел совсем другой мальчик. Своим умом, без помощи Оруэла, которого не читал ни до того, ни после, он понял, что живет в обществе, где все равны, но некоторые равней других. Осознание своей «некоторости» привело к тому, что он стал дерзить учителям, обзывать непотребными словами школьных девочек и обижать физически более слабых одноклассников, чему способствовали хорошее питание, довольно высокий рост и папа, определивший его в боксерскую секцию. В секции он не преуспел, частенько бывал битым и через некоторое время был отчислен за бесперспективностью и отвращение к тренировкам. Однако занятия боксом хоть и оказались кратковременными, но сыграли злую шутку с его характером – он стал еще более заносчивым и высокомерным, за что в классе его невзлюбили, и не только слабые, но и сильные. Однажды, собравшись вместе, они высказали ему все, что о нем думали. В результате возникшей полемики стороны не достигли взаимопонимания, и одноклассники накостыляли Васе по шее и по прочим местам, то – есть, куда попало. Когда же он с фонарем под глазом и в кровавых соплях предстал перед родителями, разразился страшный скандал. На следующий день папа, подкатив к школе на персональном лимузине, явился к директору, волоча за собой пострадавшее чадо и попутно наводя ужас на учителей, находившихся в это время в учительской. Разгневанный чиновник областного уровня – это вам не какой-нибудь пьяный дебошир, которого можно усмирить путем самоуправства или вызвав милицию. Разгневанный чиновник, сынка которого отлупили в школе, не станет разбираться, кто виноват. Он знает, что делать. В результате его визита директору «закатили строгача с занесением» и пригрозили «неполным служебным соответствием». По показаниям пострадавшего установили виновных, после чего мальчика, засветившего в глаз нашему герою, и мальчика, угодившего ему кулаком в нос, перевели в другую школу, в ту, куда как за сто первый километр* ссылали хулиганистых пацанов, а еще зарегистрировали их в детской комнате милиции. Классного руководителя лишили этого почетного звания, всех родителей вызвали на педсовет, подвергнув мощной воспитательной обработке, чтобы те поняли, кого их отпрыскам позволено обижать, а кого – не дай бог.

После всего случившегося наш герой почувствовал свою неуязвимость, а зарождавшееся в нем хамство стало осваивать новые территории. Теперь он хамил не только в своем классе и своим учителям. В сферу специфических проявлений характера нашего героя попали параллельные классы, школьные уборщицы, персонал школьной столовой, завхоз Анна Федоровна, а также замкнутые пространства трамваев и автобусов, в пределах которых доставалось и кондукторам, и пассажирам, особенно пожилым и беременным. Поскольку не все его подвиги оставались безнаказанными, папе порой приходило в голову, что чадо его не такое уж белое и пушистое, а участившаяся необходимость вставать на защиту ущемленной чести и поврежденного достоинства юного хама стала утомлять высокопоставленного родителя. После очередного скандала кто-то накатал соответствующую «телегу» в партком учреждения, где служил папа, и поведение отпрыска стало предметом нелицеприятного для солидного чиновника разбирательства. Этот случай вывел папу из душевного равновесия и он вознамерился выпороть чадо. И выпорол. Однако воспитание поркой как педагогический прием себя не оправдало, зато возымело чисто медицинский эффект – ускоренный метаболизм. И тогда папа, опытным путем убедившись в правоте народной поговорки «не трожь г., вонять не будет», решил раз и навсегда отказаться от силового воспитания. Может, так обойдется. Само собой. С возрастом. Со временем.

Читать дальше