Виктор Стасевич - Сны на ветру, или Плотоядное вино

– Там был роддом? – удивилась девушка.

– Нет, там была тёплая печка и главный геолог, который не боялся крови и криков людей. Он принял двести спирта, столько же дал мамаше, и я, уже задыхаясь, как подозреваю, от паров крепкого алкоголя, вылетел в этот мир.

– Тогда понятно, – с испугом проговорила секретарша, старательно вывела цифры в бумагах и передала ему. – Внесите госпошлину, подпишите, поставьте печати и можете приступать к работе.

Тарабаркин приехал к бывшей пивной после полудня. Он привёз большой пакет с пивом и бутербродами. За ним вился его сосед Видлен, маленький сухонький шустрый старик, остроносый, с жидкими прядями седых волос, старательно зачёсанных назад, с водянистыми сверлящими глазками.

– Вот, уважаемый Видлен Афанасьевич, перед вами наша последняя партийная обитель, откуда почившие товарищи могут без лишних проблем отправляться в дальнейший путь с должным почётом, уважением, в привычной для них обстановке, с перечислением всех заслуг и регалий. Организация гарантирует. При необходимости и ходатайстве отдельных товарищей можем даже устроить посмертное награждение, – Тарабаркин широко разводил руками, показывая на облупленный потолок, на стены, на сломанный прилавок, где громоздился Драперович с большой банкой краски и бутербродом с колбасой.

– Правила конспирации как, соблюдаются? – сухо, по-ленински, спросил Видлен, засунув палец за жилетку.

– Сейчас это ни к чему, государство позволяет, народ одобряет.

– А зря, расхолаживает товарищей, время кардинально изменилось, об этом надо не забывать. – Он подошёл к художнику, быстро протянул руку в сторону некрашеной стены, другой схватил его за обшлаг старого пиджака и, пристально глядя в лицо, выкрикнул:

– Здравствуйте, товарищ! Меня зовут Видлен Афанасьевич, можете звать просто Видлен, чтобы сделать акцент на значительной важности аббревиатуры моего имени, что есть Великие Идеи Ленина.

Драперович не на шутку испугался, прикрылся банкой с краской, заёрзал, пытаясь оторваться от назойливого старика. А Тарабаркин, посмеиваясь, представил своего спутника:

– Мой сосед, Видлен Афанасьевич, по прозвищу Цитатник, эрудированный человек, знает почти все труды классиков нашей революции, а также китайской, кубинской и прочих чилийских. Тонкий ценитель, знаток лозунгов и речёвок. Он будет у меня за первого секретаря, ответственным за связь с общественностью, прессой и рекламой, этой продажной девкой торговли, – Тарабаркин хлопнул по спине старика.

– Да, надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприкрашенной горькой правде, товарищи, реклама – это постыдный пример нашего времени, времени воинствующего капитализма.

– Был у нас один вождь, теперь образовалось два, – сплюнул под ноги Драперович, взял ещё один бутерброд из пакета, деловито его осматривая.

– Ты зачем привёл этого мастодонта? – Шансин тихо спросил Тарабаркина.

– Нам нужна здоровая партийная струя, а вы диссидентствующая жидкая интеллигенция можете только водку жрать да осуждать окружающих, – похохатывая, объяснил Санька.

– Интеллигенция – не мозг нации, а говно, – заявил Видлен.

– Что-о-о?! – Драперович поставил банку с краской на пол, откусил бутерброд, взял стамеску и угрожающе направил её на старика.

– Это не мои слова, а Владимира Ильича, Царство ему Небесное, – Видлен с испугом спрятался за спину Тарабаркина.

– Подожди, – быстро остыл Драперович, – а при чём тут Царство Небесное и Ленин? Ты случаем не попутал?

– Нет, – старик Цитатник гордо вышел из-за спины Саньки, отряхнул пиджачок от свалившейся штукатурной крошки с потолка, – не попутал. Вы что, думаете, коммунисты не люди, не хотят попасть в рай небесный? Глубоко ошибаетесь, товарищи, а сомневающиеся могут пройти, посмотреть на могилы пламенных революционеров в Александро-Невской лавре. Потом задать себе вопрос, а на кой ляд ярых атеистов похоронили рядом со святыней православия? Ответ очевиден, всё в прямых связях веры и революционного учения. Возьмём к примеру моральный кодекс строителя коммунизма и Христовы заповеди, внимательно посмотрим, и ответ проступит с первых же строк. А по поводу связи веры и коммунистов хорошо сказал опять-таки Ленин: «Всеобщая вера… в революцию есть уже начало революции».

– Основательная каша у него в башке, – покачал головой Шансин, глядя на старика, как на тяжелобольного.

– Нам это и надо, – воодушевлённо подхватил Тарабаркин, – ты посмотри на улицу, там такая каша в людских головах, а после коммунистических митингов они прутся на «нашу родительскую субботу». Но заметь, это возникло не сейчас, в наши проклятые девяностые, ещё в двадцатых годах были святцы коммунистических имён, точное название не помню. Ладно, дискуссию в сторону, тут нечего говорить, дед Цитатник нам явно в струю, и вы в ближайшее время в этом убедитесь.