Настоящее знакомство с морем произошло в юности. Алешин вместе со своим школьным товарищем Виталиком Петровым, сдав последние вступительные экзамены в институт, и, даже не дождавшись результатов, с беззаботностью, свойственной молодым балбесам, полетел на юг. Когда самолет накренился, заходя на посадку в аэропорт Адлера, в иллюминаторе появилось море. Оно было прекрасно! Зеленовато-синее возле берега, оно становилось бирюзовым и голубым ближе к горизонту, наклонившемуся на вираже, и пробитому золотой стрелой беспощадного южного солнца. С высоты полета волны казались мелкой рябью в дачном прудике. Однако, частые белые «барашки», бегущие к берегу, указывали на то, что волнение должно было быть не меньше двух-трех баллов. Так сказал Виталик, отдыхавший в Гаграх уже не первый год. А возле моря, словно уставшие доисторические звери грели на солнце свои курчавые бока зеленые, лесистые горы.
В аэропорту была страшная духота и влажность. Люди сновали с сумками и чемоданами, обнимали встречающих, бурно радовались предстоящему отдыху. Бегал энергичный таксист – «Каму в город-герой Гагры?! Паехалы, слущай, нэдорого!»
Друзьям, однако, было не до него. Их встречал сын хозяев дома, где регулярно отдыхал Виталик. У него было неслыханное ранее Алешиным имя – Самвел. Затертая фраза «само обаяние» лишь в малой доле передавало свет, исходивший от этого паренька. Когда Самвел улыбался, казалось, что улыбаются не только его губы и глаза. Улыбался его большой армянский нос, его курчавая шевелюра а ля «Битлз», улыбались его руки распахнутые для дружеского объятия. Его рубашка была не застегнута, а лишь завязана в узел на животе – так было модно тогда. Самвел слегка сутулился, словно боксер на ринге, и это тоже было данью моде. Алешин никогда не спрашивал у Виталика об этом. Да и вопрос показался бы странным: «Кто для тебя Самвел?». В жизни самого Алешина Самвел прочно занял место чрезвычайного и полномочного представителя Черного моря и зеленых гор. Алешин запомнил на всю жизнь этот первый вечер в Гаграх. Одуряющий, неведомый ранее запах созревшего винограда «изабелла», простодушно-грубоватый вкус домашнего вина. Оно было розово-янтарным, таким же, как море в лучах предзакатного солнца. Они купались вместе с ватагой армянских мальчишек, друзей Самвела. Даже спустя много лет Алешин не мог понять, как этим пацанам удавалось бегать босиком по гальке и с веселыми криками с разбегу бросаться в волны!? Сам он очень долго не мог и шага пройти без тапочек по этим жестким камням.
Эта поездка была лишь первым знакомством. На следующий год Виталик Петров привез к морю целую компанию – человек семь – однокашников. Затем Алешин пару раз приезжал к Авакянам с институтскими друзьями и со своей будущей женой Ниной, которая также безоглядно и на всю жизнь влюбилась в эти райские места. А потом началась взрослая семейная жизнь, работа. Алешины несколько раз съездили в Крым. Но при всей своей разнообразной красоте Таврида не смогла заменить им черноморский Кавказ, как не смогли этого сделать зарубежные курорты. Кавказский берег был неповторим, как первая любовь. Они вновь и вновь возвращались туда. Но уже не в Гагры, а в соседний городок Гантиади, потом – в Новый Афон. В Гаграх уже не было Самвела. Он уехал работать куда-то в Россию. А без Самвела – какие Гагры? Жизнь раскидала их по разным углам, прервав череду встреч, разговоров, походов, но оставив при этом невредимой ту тонкую малозаметную нить притяжения, которая возникает между родственными натурами. Именно эта ниточка памяти заставляет нас безошибочно узнавать в пестрой толпе – тех немногих людей, с которыми нас связывают вроде бы какие-то пустяки – пара недолгих встреч, задушевная беседа у костра, бокал вина в беседке перед домом…
Алешин узнал Самвела, но сердце его отказывалось верить в несчастье, постигшее друга. Он минуту стоял в нерешительности, прежде чем спросил, обратившись к соседней койке:
– Простите, может, я не туда попал? Мне нужен Самвел Авакян.
Молодой человек, окруженный «волхвами», взглядом показал на койку у окна. Алешин подошел ближе и наклонился к Самвелу. Сон его можно было бы назвать безмятежным, если бы не громкое сипение из дырки в горле, похожее не на храп, а, скорее, на какой-то сугубо технический и давно забытый звук настройки радиоприемника на нужную волну.
Отец Виталика Петрова работал, как говорили в те далекие 60-е годы, «в сфере торговли», и поэтому Виталик был одним из первых счастливых обладателей переносного приемника «Спидола» производства рижского радиотехнического завода. Этот небольшой чемоданчик из желтой пластмассы с черной ручкой и никелированными кнопками и регуляторами наверху ловил не только советские радиостанции, но и различные «вражьи голоса», начиная от «Немецкой волны» и заканчивая «БиБиСи». Молодые люди в то время, как и сейчас, интересовались не столько политикой, сколько музыкой – полузапрещенным джазом и запретным рок-н-роллом. Вражьи радиостанции, усиленно подавлялись советскими техническими спецсредствами, прозванными в народе «глушилками». Поэтому голоса Элвиса Пресли или Ната Кинг Кола пробивались к своим поклонникам через густую завесу искусственно создаваемых хрипов и сипений.
Читать дальше