– Я тоже уезжаю, – без угрызений соврал Грошев: его оправдывало законное желание защититься от бесцеремонной назойливости. – Недели на две. Так что…
– Еще лучше! – обрадовалась Суровикина. – Оставь ей ключи! Квартиру твою постережет, Москву посмотрит. Заодно окна тебе помоет, спорить могу, что у тебя окна немытые, я вот всегда окна в это время мою, а сейчас грязные стоят, ни до чего абсолютно, люди все растерянные, я тоже. И не сказать, что времени нет, а настроя никакого, понимаешь? Тут ведь как: когда все охота делать, то все и охота, а когда ничего неохота, то ничего и неохота!
– Ты меня не дослушала! – сердито сказал Грошев. – Насчет поездки я еще не решил, жду звонка, все еще может сорваться, но…
– Это правда, у всех все срывается, та же Катя магазин свой…
– Я к тому, что, даже если не уеду, у меня полно работы!
– А чем она тебе помешает? Наоборот, приготовит, посуду помоет, еще больше наработаешь. Ты с ней помягче, Миша, сам понимаешь, какая ситуация. Полная сирота, надеялась жизнь свою пристроить, и такой облом. Мне больше не к кому обратиться, кроме как к тебе, в честь того, что у нас было, Миша, не откажи! Помнишь ведь? Помнишь?
– Помню, – сказал Грошев, ничего не вспомнив.
– Я бы видео включила, сразу бы узнал, но я такая страшная с утра, не хочу тебя расстраивать.
Тут в телефоне неприятно, до щекотки в ухе, загудели шмелиные звуки нового вызова.
– Мне тут кто-то звонит…
– Да она, кто же еще! Я номер ей твой дала, сказала позвонить минут через пять, а мы с тобой болтаем тут. Все, отвечай, а то она, наверно, вся рыдает! Целую-обнимаю, пока!
Грошев переключился, ответил.
Девушка не рыдала, говорила холодно и недовольно. Словно не она звонила, а ей, словно хотела поскорее покончить с разговором. Получить отказ и уехать обратно с подтвержденной обидой на весь свет.
– Здравствуйте, это Юна, – сказала она. – Я тут на вокзале… На Павелецком.
– Вам негде остановиться?
– Ну да.
– Вопрос в том, что я сам могу уехать. Скорее всего, послезавтра. Если это устроит…
– Не знаю…
– У вас другие планы?
– Никаких у меня планов. Мне дяде посоветовали еще раз позвонить, а зачем ему звонить, если он меня завернул? Так что я без понятия.
Сказав это, Юна замолчала. Не ее теперь забота, пусть Грошев решает, как ей поступить.
– Ладно, – сказал Грошев. – Приезжайте, и обсудим. В любом случае обратный поезд вечером, если захотите уехать.
– Тут и дневные есть. Проходящие.
– Решили вернуться? – подсказывал Грошев.
– Почему? Хотя бы Москву посмотреть, если приехала. Я тут только в детстве была.
– Ну, тогда жду. Адрес сейчас пришлю. На такси – полчаса.
– Я на метро поеду.
– Тяжело с вещами.
– У меня чемодан на колесах и рюкзак – нормально.
– Хорошо. Тогда спускайтесь в метро, доедете до «Тверской», а там…
– Да я сама соображу, адрес пришлите.
– Ну и славно.
Грошев послал ей адрес, выпил растворимого дешевого кофе – не очень вкусно, зато быстро, пошел умываться, чистить зубы и бриться. Бреясь, думал, что не повезло: волосы на щеках, под носом и на подбородке редкие, тонкие, а то отрастил бы бороду и избавился от ежедневной докуки бритья. Впрочем, иногда он дня по три не бреется: красоваться не перед кем. С прической проще – длинные полуседые волосы Грошев заглаживает назад и перехватывает резинкой, отчего становится похожим на ветерана рок-музыки или человека артистического образа жизни и мыслей, что не далеко от истины.
Глазами хозяина, встречающего гостя, то есть гостью, он осмотрел свое жилище. Эту квартиру Грошев купил четыре года назад после развода с женой. Малогабаритная двушка в блочной двенадцатиэтажной башенке, одиннадцатый этаж, площадь тридцать шесть метров, угловая, окна на две стороны, застекленный балкон, потолки низкие, хрущевка хрущевкой. Входишь в квартиру и попадаешь из крохотной прихожей в узкий коридор, слева две комнаты, маленькая и побольше, справа туалет и ванная, прямо по курсу кухня, из нее выход на балкон.
Похоже, бывшие хозяева в незапамятные времена затеяли ремонт и сразу же взяли мощный аккорд: устлали полы в комнатах паркетом. Он до сих пор выглядит солидно – настоящий, елочкой, полированный, древесно-желтый, с протоптанными темными полянами у дверей. Но, возможно, это не хозяева постарались, паркет имелся от рождения квартиры – Москва при возведении новостроек была подчас неожиданно тороватой, и, например, десятиметровые кухни в типовых квартирах не редкость; для провинциала, каковым был Грошев полжизни назад, – роскошь неописуемая. К сожалению, в этой квартире кухня не такая, шестиметровка.
Читать дальше