Алексей Семенов - Прощай, моя совесть! Привет, моя месть!

– Как тебя зовут? – спросила, приподнимаясь, Лошадь.

– Надя, – поморщилась Рыжая. – Стремное имя, правда? Поэтому я предпочитаю – Рыжая.

– Хорошо, Рыжая, это тебе Нина велела меня отвести, а потом ей все рассказать?

– Нет. Честно. У меня с ней свои счеты.

– Расскажешь?

– Потом как-нибудь, когда пойму, что тебе можно доверять.

– Логично.

Лошадь поднялась с пола и села на стул. Осмотрела себя – небольшие царапины на руках, голова болела не сильно, только шишка.

– Вроде я нормально отделалась?

– Ну да, только вот тут еще… – Рыжая достала зеркальце и открыла перед лицом Лошади.

По лбу Лошади шли две вертикальные параллельные царапины, видимо ножка расцарапала.

– Да нормально.

– Даже красиво, – с улыбкой поддержала Рыжая.

– Пойдем выпьем чего-нибудь?

– Я не против.

У входа были припаркованы две машины: белый Jaguar Лошади и черный Porshe Caenne – Рыжей. Решили ехать на Jag, но за руль села Рыжая.

– Расскажешь мне про них? – спросила Лошадь, когда машина тронулась.

– Про Нину с Максом?

– И про них, и про всех. Я смотрю, тут все такие не простые. Целое мажорское сообщество. Идеально – взорвать всех сразу. Людям бы понравилось.

– Ну ты зря, – возразила Рыжая. – Вот мажоров-то тут как раз не много.

– Странно, но они же все наркоманы с бабками.

– Да, но ты-то тоже такая, – улыбнулась Рыжая.

– Согласна. Итак, кто этот красавчик в бабочке?

– В бабочке был Винсент.

– Кличка Винсент?

– Да нет, имя такое. Отец у него коллекционер живописи. Причем такой, настоящей. Фанат Ван Гога, вот и назвал его Винсентом.

– Чушь какая. Отец – дегенерат.

– Да нормально, чё ты такая категоричная. Отец – клевый, я бы с таким трахнулась. А Винсента Винсом все зовут. Нормально. Лучше чем Петя.

– Лучше чем Петя, но хуже чем Петр. Ладно, проехали. Так что он?

– Лоббисты команды предыдущего президента не пускали в страну сеть Starbacks, поэтому он, зная, что вечно так продолжаться не будет, после кризиса за сравнительно небольшие деньги выкупал в собственность конченные кафешки и небольшие квартиры на первых этажах в центре крупных городов страны. Он говорил, что, потратив пять миллионов, купил пятьдесят восемь помещений.

– Мило. И что?

– Потом к власти пришел новый президент, а Винс в тот же миг, не делая нигде ремонта, завесил все фасады баннерами «Мировая сеть кофеен. Скоро».

– И стал ждать?

– Нет, он организовал более ста писем от разных людей в главный офис Starbacks, мол, «спасибо, что наконец-то появляетесь и у нас». А те – ни сном ни духом. Аналитиков отправили, ну те и вышли на связь с Винсом.

– И за сколько он продал им все это счастье?

– За семьдесят четыре миллиона. Отцу вернул деньги и на черном рынке искусства купил ему картину «Юноша с васильком», которую Ван Гог написал в конце своей жизни в Овер-сюр-Уазе.

– Охренеть можно!

– Не то слово.

– Да, он прекрасен, но неужели в нем нет ничего плохого? Ведь так не бывает? Он – гей?

– Нет, гей у нас Платон. А Винс просто в открытую спит с проститутками. Считает это честностью.

– Ну, слава богу, а то я уж подумала, что он маньячелло какой.

– Кто его знает. – Рыжая выдохнула. – Кто друг друга вообще знает…

Звонок в дверь в восемь утра вернул из воспоминаний предыдущего дня и напугал Лошадь. Она сняла примочку с головы и в одних трусах тихо пошла к дверному глазку.

– Черт, теперь он мне не даст покоя. Надо переезжать, на хрен, отсюда.

Однако за дверью стоял не он, а какой-то другой парень.

– Чё надо? – крикнула, не открывая, Лошадь.

– Доставка из «Авалона».

– О, прекрасно, – сказала Лошадь, распахивая дверь. Она вспомнила, что вчера, будучи уже пьяной, догадалась заказать на сегодня еду и шампанское себе домой.

Посыльный – парень лет пятнадцати – сделал шаг в квартиру, но, увидев Лошадь в одних трусах, остановился у порога.

– Да заходи уже давай, не стесняйся, – спокойно пригласила Лошадь.

Парень выставил всю еду, пару раз взглянув на Лошадь через зеркала на стенах прихожей, забрал деньги и ушел, полный впечатлений, которые будут возбуждать его всю дальнейшую жизнь.

А Лошадь уселась на диван и откупорила Asti Martini. Сделала пять глотков из горла и приложила холодную бутылку к голове. «Фу, совсем хорошо».

Шампанское сняло напряжение в затылке. «Странная штука, – подумала Лошадь, – если бы не стулом по голове, то я, наверное, еще долго тянула бы эти стремные отношения с ним, не стала бы разрывать, а тут бах – и все. Все-таки, когда ты в агонии, принимаешь нормальные решения. Или мое подсознание решило, что так комфортно – в один момент все скинуть… Черт его знает, но интересно».