Александр Стребков - Жизнь-жестянка

– Так причём здесь я, сам автор под именем Фёдор, а преступник, описанный в романе под фамилией – Расколь- ников – это же совсем двое разных людей? – сказал Фёдор, вновь улыбаясь столь глупым рассуждениям.

– Какая разница – главное, что и фамилия и имя сходят- ся, тут порой и задумаешься, – сказал охранник.

Перед тем как закрыть за собой дверь Фёдор на проща- нье громко сказал, словно подводя итог предыдущему раз- говору:

– Деревня! Да этому описанному случаю, если он и был на самом деле уже больше ста лет; и тот был Родион, а я Фё-

дор, – с этими словами он захлопнул за собой дверь и вышел на улицу.

За воротами колонии Фёдора встретила непогода: шёл мелкий моросящий дождь вперемешку со снегом, на земле лежал толстый слой кашицы из снега, который приходилось грести за собой ногами. До города Йошкар-Ола путь был не близкий – почти двадцать километров и дорога к тому же пло- хая – гравийная, а местами переходящая в грунтовое покрытие. Взглянув в обе стороны пустой дороги, он решил подождать тех двоих. Эти двое были из других отрядов, знаком он с ними не был, лишь изредка видя на территории зоны, потому и лично- сти казались знакомыми. Тех двоих ранее отпущенных побли- зости не было, видимо ушли, решил он, взглянув на дорогу в сторону города, которая через километр вползала в тёмную полосу леса. Ждать пришлось недолго, вскоре скрипнула ка- литка, прорезанная в створке ворот и, переступая высокий по- рог, на улицу вышли один за другим его, так называемые по- путчики. Немного приблизившись к Фёдору тот, что повыше был ростом и кличку которого уже Фёдор слышал на пропуск- ном пункте – кажись, Бекасом кличут – крикнул:

– Коришь, нас ждёшь? Правильно сделал, кодлой весе- лей топать будет. Фёдор на это ничего не ответил, развер- нулся и медленно побрёл по дороге, догнавший его Бекас, чуть опередив его, заглядывая в лицо, спросил:

– Что Федей зовут тебя, слышали там, а – кликуха? Пого- няло есть?

– Федотом все звали, другого звания как-то не успел приобрести, сидел-то всего год.

– Ну, Федот, так Федот. Слышал ты из Уфы? Прямо в са- мом городе живёшь?

– Да нет, от города полста километров, в деревне – мать там у меня.

– Меня Володей зовут, кликуха – Бекас, а то мой друж- бан по одному делу с ним шли – Лява его позывной, или Лё-

ха, если так тебе удобней. Ты лыжи куда навострил? Домой или ещё куда?

– Пока не знаю. Не хочется что-то домой, прошлое не пускает, а куда? И сам не знаю.

– Тогда, может с нами?

– Куда это с вами?

– На юга: Сальск, Элиста – до самой Астрахани. В тех кра- ях мой друг, коришь, давний обитает. Поедем кошары стро- ить баранам в те края. Заработок там ничтяк – четвертак в день, не то, что на стройке – пятилетке, или на зачуханном заводишке – трояк, от силы пятерик в день. Дружбан писал в последний раз из какого-то Морозовска, что сваливает отту- да далее по степи, придётся поискать его.

– Да я собственно собирался на БАМ отправиться, там тоже не хилые заработки.

– Ну, сказал тоже. Нафиг тебе нужны морозы под пятьде- сят? На юге тепло; под любым кустом выспаться можно, а то север – чуть зазеваешься и уже кочерыжка из тебя, и хоро- нить не надо – и так не завоняешься.

Всё это время второй попутчик – Лява брёл сзади них и молчал. Может быть, он слушал, о чём говорят парни, а скорей всего предавался своим не совсем весёлым думам, потому что, с момента как переступили порог колонии, они по праву теперь были бездомными, коль решили отправиться неизвестно куда, да ещё в такую даль, так что было о чём задуматься.

– Так что? – погонишь с нами за компанию? На баранине отъешься – жри от пуза – сколько влезет, там этого добра – счёта не знают: ты, как я понял, вроде бы как мусульманин – вот, как раз то, что надо для тебя.

– Наполовину. Мать у меня башкирка, а отец русский из Ленинграда.

– Во как! Из самой колыбели? И родня там есть?

– Точно не знаю, я там ни разу не был, наверное, кто-то есть, раз отец там родился.

– Умер отец-то, или делся куда?

– Как сказать? Дело тёмное и давнее, мать правду не го- ворит. В то время, когда он погиб я был совсем малым: в де- ревне говорят, что мусора его пристрелили в городе.

– Ни фига себе! Вот это у тебя Пахан! Кто же он был?

– Говорят налётчик: кассы, ювелирные магазины брал за что, вероятно, и пристрелили.

– На зоне говорил об отце?

– А зачем? Всё равно не поверили бы, к тому же за треп- ло посчитали бы, с тех времён много времени прошло и жи- вых свидетелей вряд ли есть, потому – как докажешь?