Александр Стребков - Жизнь-жестянка

чи свои премиальные за работу, гляди, ещё увидимся, чем чёрт не шутит. В следующий раз – и заработаешь больше; у нас тут, если отсидеть – этак лет восемь – можно в конце хо- рошие деньги отхватить. Чего стоишь, как истукан? Говорю же тебе, – иди к старшине!

Фёдор прошёл по коридору к столу, за которым сидел старшина, тот придвинул на край стола журнал, подал ручку и сказал:

– Расписывайся, где галочка стоит. И получи свои кровно заработанные.

Фёдор расписался в журнале и передвинул журнал на место. Старшина поглядел в журнал, затем нагнулся и вы- двинул ящик в столе, крякнул в кулак. В ящике шаря второй рукой, видимо в железной банке затарахтел копейками, от- считал вначале мелочь, после положил на стол купюру в три рубля, а сверху придавил монетами.

– Почему так мало? – спросил Фёдор.

– Скоко сидел – стоко и получи! А ты что же хотел? год отсидеть и на хату наскирдовать?! Три рубля шестьдесят ко- пеек – всё, что заработал копейка в копейку. Две копейки выпросишь у кого-нибудь, там за забором как раз на пузырь водяры будет. Отметишь волю, тока не бузи, а то и за околи- цу не выберешься, как у нас снова очутишься.

– Так здесь даже на билет до дома не хватит, – сказал Фёдор.

– А зачем тебе билет? Ты что, в Магадан собрался? До Уфы можно и на перекладных – электричками доехать: пока- жешь на вокзале линейному постовому справку об освобож- дении, он тебя в первую попавшую электричку всунет – лишь бы избавиться от тебя поскорей, ему на подведомственной его территории подобные типы никак не нужны. Давай Федя, а то что-то мы долго с тобой разговариваем, как будто навеки расстаёмся, а ты мне брат родной или свояк. Иди уже – на- доели вы мне хуже горькой редьки: то вам денег мало дали,

то вам сроку много дали. Вы бы уже определились – что мно- го, чего мало. Ну, народ! Их на волю раньше срока выпускают, а они ещё и права качают! Иди с богом, сказал! Сержант, чего ты там возишься? Давай сюда его, что там у него?

– Да-к, ножичек в вещичках у него был.

– Покажи.

Сержант подошёл к столу и положил перед старшиной небольшую финку, которая до этого была им обнаружена в вещах тщательно замотанная в шерстяные носки. Старшина, склонив голову на плечо, не беря в руки финку, косо уставил- ся на неё. Немного помолчав, разглядывая изделие, сказал:

– Узнаю руку мастера – хорошая вещь. Никак украл?

– В карты выиграл, – ответил Вовчик – по кличке Бекас.

– Это как же ты сподобился такую дорогую вещь в карты, да ещё и выиграть?! За душой-то ни гроша?

– Знал, что на волю выйду, потом бы и рассчитался, всё по-честному было, зуб даю!

– Ну, погоди; если даже так, как ты говоришь, а отыг- раться разве не заставили?

– Уговор был при уважаемых авторитетах, так что без подлянки.

– Угу! Жаль, конечно, если это даже так, но эта вещь сде- лана из государственного сырья на государственном пред- приятии и оборудовании, а значит, выносу не подлежит, да и для тебя лучше, а, то прирежешь кого-нибудь и вновь на на- ры. Выходит напрасно играл, надо было вначале подумать, как ты её отсюда вынесешь. Расписывайся за то, что причита- ется; а за это, – кивнул головой, в сторону лежащей на столе финки, – лучше помалкивай, а то сегодня вряд ли и выйдешь, хорошо хоть начальства рядом нет, были бы тебе карты: где, да что, откуда, да куда? а там гляди и амнистия мимо тебя промелькнула.

Фёдор тем временем, вскинув на плечо свой сидор, не стал дослушивать о том, чем закончится разбирательство по

финке, ибо наперёд знал, что заберут – как пить дать, вздох- нул тяжко и направился к решётке, за которой уже была дверь

– выход на свободу. Стоящий по ту сторону решётки охранник, до этого смотревший в их сторону и внимательно слушавший разговор при его приближении измерил оценивающим взгля- дом Фёдора с ног до головы, повернул ключ в замке решётки, и уже пропуская его мимо себя, в спину громко сказал:

– Раскольников? Что-то знакомая фамилия. То ли в шко- ле у нас учитель был с такой фамилией? Или где-то слышал недавно? Сержант, – крикнул он, глядя в сторону стола, – ты не знаком с такой фамилией, не встречалась?

– Не-а, таких волков не знавал.

Фёдор улыбнулся, обернувшись, сказал:

– Фёдор Достоевский – «Преступление и наказание», роман такой у него есть. Там, в романе том Раскольников бабку топором зарубил.

– Во-о-о, точно! Вспомнил. Деваха у меня в том году бы- ла, всё по театрам меня таскала. Вот-вот, были мы как-то раз с ней на одном таком спектакле – там действительно тот тип зарубил бабку топором. Натурально, скажу вам, всё так вы- глядело, даже жуть брала. Видишь, как тебе повезло? почти про тебя роман написан: и Фёдор и фамилия сходится; не ты случайно, ту бабку топором приголубил?