Андрей Сметанкин - Дорога к сыну

Он стоял надо мной, поддавшись вперёд, как обычно поступают предупредительные и глуховатые люди, и прятал тихую улыбку в иссиня белой бороде. Тёмные землистые глаза его да гусиные лапки вокруг них выдавали в старике добрый нрав и широкую натуру. Душа – при теле, а старик – при зелёном и тёплом халате. Халат из зелёного панбархата отливал живым серебром, словно дрожащий свет на листах серебристого тополя. Сам удивительный обладатель чудесной одежды так и светился изнутри начищенной медной лампой, отчего казался золотистым облаком света, нежели человеком.

Вежливо наклонив голову в зелёной чалме и приложив правую руку к груди, старик выказывал приветствие и уважение. Другой рукой он придерживал сбитый дорожный посох и держался за спинку сиденья, с тёплой улыбкой наблюдая за мной.

«Который час?» – повторил свой вопрос необычный старик.

Страх прошёл, обыкновенное любопытство сменилось заинтересованностью человека, способного воспринимать факты, какие, порой, предлагает щедрая на выдумку жизнь, и находить в них аргументы. Да, пусть всё идёт своим чередом, а ты, будь добр, ничему не удивляйся: всё воспринимай и на ус мотай. Как говорится, нас этим не возьмёшь, коль не лыком шиты и сахар вприкуску кушаем, так-то!

Так весело думал я, пытаясь разбудить в себе бесстрашие.

Поразмыслив на досуге, я привычно вскинул правую руку к глазам и взглянул на электронные часы. На табло чётко проявлялись почти готические числа, обозначавшие первую четверть седьмого.

«Пятнадцать минут седьмого, уважаемый отец, сейчас поедем», – ответил я, обратившись к вопрошавшему, как обращался и обращаюсь поныне к другим старикам – для меня они были и остаются отцами.

«Спасибо, – поблагодарил старик мягким тихим голосом – так цветы шелестят в букете, когда вместе со своим сердцем передаёшь их в руки любимой женщины, – показал глазами на сиденье, рядом со мной, и спросил: – Позвольте присесть?»

Я не смог отказать в его просьбе, хотя нас и было только двое, и он присел. Взглянул в окно, вздохнул, словно не знал с чего начать разговор, обеими руками расправил свою густую бороду, собрал её в пучок, после выпустил из рук и обратился ко мне со следующими словами:

«Позволь мне, о, благородный незнакомец, поведать ушам твоего сердца удивительную и правдивую историю, дабы скоротать унылые часы одиночества. По дороге в город удобно говорить и слушать, а умная и добрая беседа сокращает путь».

Я снова обратился к окну. Поминутно внушая себе, что это всего лишь обман зрения, причудливая игра электрического света и теней, пришедших из утреннего тумана, и плод моего воспалённого воображения, я мысленно говорил себе, что никакого старика, в действительности, не существует. Тем не менее, явственно ощущал его тёплое дыхание с лёгким намёком на аромат благовонной травы райхона (базилика) и видел его отражение в стекле, и я спешно спрашивал себя, как быть.

Наконец, я пришёл к выводу, этот чудесный старик был из породы тех людей – по сути, звучит весомей и определённей, чем неожиданно сгустившийся эфир, – которые неустанно удивляют нас своими чудесами на фоне привычной обыденной жизни. К ним нельзя привыкнуть, как нельзя привыкнуть к алым тюльпанам, открыто растущим среди январских российских снегов, или к двухметровому снеговику, стоящему на низиной равнине под июньским таджикским солнцем.

Правда, голос старика, его манера говорить протяжно, напевно и плавно, будто звучание флейты или струй фонтана, да сама речь и её орнаментальное построение пробудили во мне подозрение, что слышал всё это и, пусть отдалённо, но знаю и помню. Но только – что? где? когда? – не могу определённо сказать. Может быть, в детстве, когда читали вслух сказки из замечательной книги «Тысяча и одна ночь».

Мне только и осталось, что повернуться к старику, улыбнуться ему смущённо и виновато, как нашкодивший ребёнок, и принять его просьбу.

«Прошу Вас, уважаемый отец, сделайте одолжение, ибо я – само внимание», – ответил ему растерянно.

И старик начал неспешно и спокойно вести своё повествование:

«Казначеи сокровищ слова и дети мудрости, неустанные и прилежные ученики самой жизни, вдохновенные радетели истины, наделив свою речь благородными звуками, рассказывают, что не в столь давние времена в снежных горах и в стороне от широких и суетных дорог жил преклонный старец по имени Якуб (так мусульмане называют библейского Иакова, мой уважаемый попутчик). Жил он в отдалённом кишлаке, куда осёл не дойдёт и машина не доедет, а только слово человека доберётся и его любовь. Был тот удивительный старик великодушным человеком своей земли и вёл открытую жизнь, так что все сердца соединились в благодарной любви к нему. Люди единодушно советовались с ним и молились о его долгой и благочестивой жизни.