Андрей Сметанкин - Дорога к сыну

Андрей Сметанкин,

г. Душанбе, Республика Таджикистан,

22.01. 2021 г.

Кто поведает свету забытое священное предание, тот удостоится блага, равного благу, осеняющего сто борцов, павших за веру.

Священный хадис.

Эта история произошла ранним ноябрьским утром, когда на ещё дремавший Душанбе ложился густой туман. В моём воображении случайного свидетеля той поры стёрлись очертания реального мира, и мысли мои сомкнулись с миром запредельным.

Трудно сказать, было это на самом деле или только привиделось мне…

В то утро я оказался первым и единственным пассажиром троллейбуса. Троллейбус направлялся от парка Айни к железнодорожному вокзалу – это был «1-ый» маршрут. Я вошёл на остановке «Площадь пограничников», сел у окна и стал наблюдать молчаливую туманную мистерию, которая предстала моим глазам.

Вокруг ничего не было видно, куда бы только не устремлялся взор. Только прелая пустота. Город молчал, но в каменных недрах его таилось и билось большое сердце доброго гиганта. Вместе с тем, таилась надежда, что пройдут осень и зима, наступит весна, а с ней придёт солнце-лекарь и своим искусством врачевания излечит натуру этого гиганта от хандры и простуды.

Но лекарь пока не спешил, и город, запеленатый туманом, замер и затаился, ожидая исхода , а туман слился с молчаливой сыростью проулков и бетонно-равнодушными торцами жилых домов. Он бежал, торопился, спотыкался, падал, поднимался и снова бежал, перетекая из одной улицы в другую. И страшен был и прекрасен бег этого марафонца уходящей осени. Туманная муть рыхлым студнем ложилась на землю и разливалась по ней, сгибая дугой и без того согбенную земную спину.

Пусто, холодно, одиноко и скучно раннему путнику. Ты мысленным взором обращаешься к прожитой жизни и подводишь итог прожитым дням, чтобы достойно встретить день грядущий и начать шаги нового человека.

А липкий туман педантично обволакивает всю округу и всасывает в себя, как своеобразный планетарный пылесос, деревья и дома, небо и землю. Всасывает и троллейбус. И тебе начинает казаться, что металлическая коробка городского общественного транспорта вместе с тобой висит в этом невесомом желе так же неподвижно и беспомощно, как стрелки испорченных башенных часов, во всякое время показывающих половину шестого.

Троллейбус висит, а ты, сидя на ободранном кресле, прилипнув растерянно-любопытным носом к холодному стеклу, пытаешься увидеть хоть что-то в этой водянистой пелене и чувствуешь на своих плечах тяжесть всего мира. Сам мир представляется тебе выжатым и обветшалым, как старая половая тряпка, и ты уныло записываешь себя в старики, не видя ни просвета, ни радости.

И, видимо, напоследок сгущая краски унылого настроения, безрадостным глазам окружающий мир представлялся перекрученным и склеенным по образцу «ленты Мёбиуса», имеющей один край и одну сторону, – куда не пойдёшь, всюду возвращаешься к началу.

«Идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своём, и возвращается ветер на круги свои…»

Таким образом, разум тянулся к размышлениям над природой вещей, которую нельзя постичь, исправить, а вокруг было душно, сыро и зябко. Ты думал выведать тайны мира, а бледное эфемерное существо электрического света, исходящее из салона троллейбуса, мягко ударившись о добродушно-ленивое тело туманного зверя, залёгшего в спячку на пустынных улицах города, возвращалось назад. Оно возвращалось скорее удивлённо, чем испуганно, и тщетно повторяло свою попытку, вроде птицы, которая настойчиво бьётся о стекло, пытаясь вырваться из тесной комнаты в открытое небо.

Было необыкновенно тихо, хотя в тумане любой шорох и писк слышатся далеко и отчётливо. Скажем, в столичном Ботаническом саду только-только упал первый жёлудь, а об этом уже знают и судачат на «Гипроземе» – на западной окраине Душанбе.

«Молодой человек, не скажете, который час?» – раздался голос, и шесть слов, как шесть камней, ударили меня по затылку и, как шесть гвоздей, пригвоздили к сиденью.

Я больно ударился лбом о стекло и почувствовал, как в пятках стало жарко и тесно моей душе. Вопрос был столь неожиданным, сколь невозможным. Ни голоса, ни самого вопроса, по сути, не должно было быть по всем законам естества.

Испуганно втянув голову в плечи, я наклонился вперёд, предвосхищая дурные последствия. Но ничего не последовало, я не выдержал искушения и соблазна человеческого любопытства, оглянулся на голос и увидел старика.