– Возвращаю с небес на землю, а то залетаешься и, – он скорчил сочувственную гримасу, – упадёшь.
Я ничего не ответила – глупо вступать в словесную баталию, если заранее предугадываешь поражение. Не мастак я в перепалках, от наглости и хамства теряюсь. Я просто отвернулась. Как в котле опытной ведьмы, во мне всё кипело, булькало и клокотало, но я скрещивала на груди руки и молчала, надеялась, что рано или поздно ему надоест меня мучить. Но Кирилл не сдавался. Как любой музыкант, он был упрям и терпелив. Возможно, моё кажущее спокойствие бесило его, и он старался найти брешь в защите.
– Я тут на днях наблюдал, – весело сказал он, – как ты руками забавно машешь. В дирижёры собралась?
– Тебя это не касается! – против обычного я не сдержалась. Даже лава временами вырывается наружу.
– Правильно! И меня это не касается, и тебя не касается. Дирижёр – мужская профессия. Тебе там делать нечего.
– Это мне решать! – крикнула я в ответ.
– Нельзя прыгнуть выше головы, – со знанием дела заверил Кирилл.
– Это выше твоей головы, а не моей! Я стану тем, кем захочу! Слышишь меня? – в тот момент злость достигла точки кипения. Боль давила музыку внутри, и это выводило из равновесия. – Я стану тем, кем захочу! – я орала во всю глотку. – Слышишь? – схватила его за ворот рубашки. – Слышишь?!
Кирилл побледнел. Его взгляд преобразился: насмешку сменило изумление, а изумление – злость.
– Дударова Вероника Борисовна, не знал, что вы учитесь в нашей музыкальной школе, – язвительно отозвался он.
– Учусь и, заметь, весьма плодотворно, – я выпустила ворот рубашки и поспешно удалилась.
К своему стыду, признаюсь, что тогда я не знала, кто такая Вероника Борисовна Дударова, и я не собиралась в дирижёры, но в тот вечер ревела в голос. Чуть позже произошёл похожий разговор, а за ним ещё и ещё. И я снова рыдала. Рыдала до тех пор, пока под глазами не образовывались тяжёлые красные мешочки, а нос не отказывался дышать. Когда мне опостылело рыдать, я открыла энциклопедию и узнала, что Вероника Борисовна Дударова – главный дирижёр и художественный руководитель Московского государственного симфонического оркестра. Женщина-дирижёр? Вот оно! Что-то щекотно шевельнулось у меня в затылке. От этой щекотки меня ломало и передёргивало. «Женщина-дирижёр! – повторяла я, как заклинание. – Женщина-дирижёр!»
Знаний в этой области мне не хватало, поэтому я обратилась с расспросами к взрослым. Кирилл оказался прав. Дирижёр, как и капитан корабля, мужская профессия – так негласно считалось. Женщины-дирижёры – редкость. Это талант от Бога, дар, исключение. «Да, – говорили мне, – женщины-дирижёры, конечно, есть: дирижёр хора, дирижёр в музыкальной школе. Как, например, наша Ирина Аркадьевна. Если хочешь…» Если хочешь… Хочешь. Нет, тогда я не хотела, меня мучила обида. Но, вопреки здравым доводам, я сказала: «Хочу».
С этого момента я начала посещать занятия по дирижёрскому мастерству. Моего преподавателя звали Ирина Аркадьевна Никитина. В отличие от тихой, спокойной и сдержанной Софьи Михайловны, Ирина Аркадьевна была напористой, строгой и упрямой. Когда я вошла в класс, услышала: «Спину держим ровно, ноги ставим на ширину плеч, кисти располагаем параллельно полу». Это была постановка дирижёрской стойки, которую мне в дальнейшем пришлось освоить, но тогда мне стало смешно: нелепо слышать в стенах музыкальной школы гимнастические указания. Я весело хмыкнула: «Вот тебе и дирижёр или скорее дрессижёр! Ей бы не в музыкальной школе работать, а физкультуру преподавать». Как я тогда жестоко ошибалась. Многие учителя по физкультуре позавидовали бы той дисциплине, которую поддерживала Ирина Аркадьевна. У этой волевой женщины были прямые мощные брови, из-под которых смотрели пытливые наблюдательные карие глаза. Коротко стриженные жёсткие чёрные волосы, чтобы не лезли на глаза, она часто поправляла и убирала за уши. Широкие губы, когда злилась, поджимала, а когда улыбалась, растягивала. Большой подбородок, когда думала, придерживала, а небольшой нос, когда сосредотачивалась, напрягала. Если кто-то из учеников допускал ошибку и оправдывал её фразой: «Я не подумал», Ирина Аркадьевна отвечала просто, но обстоятельно: «Зря». Как человек думающий, она много значения уделяла мозгу: «Пока здесь, – стучала указательным пальцем по лбу, – не появится мысль, здесь, – указывала на руки, – реакции ждать бесполезно». Её любимая фраза: «Сначала мысль, потом всё остальное». Под её неусыпным контролем я постигла азы дирижирования. Ирина Аркадьевна была первым человеком, кто объяснил мне, что «танцы» рук к дирижёрскому мастерству никакого отношения не имеют. Я сразу осознала, что мои детские взмахи – эмоциональные всплески руками и только. Уроки у Ирины Аркадьевны были лёгкими, пугливыми шагами навстречу не оформившейся до конца мечте.
Читать дальше