Владимир Чугунов - Провинциальный апокалипсис

– Стало быть, не надо другое заявление писать? – ещё раз переспросил я.

– Я уже вам всё сказал, – не отрываясь от дела, отозвался он.

– Да! Чуть не забыл. Надо бы срочно видео из клуба взять, а то как бы директор клуба и то, что есть, не уничтожил.

– Не беспокойтесь, работа уже ведётся, – так же, не отрываясь от писания, заверил участковый и, наконец, дописав, сказал со вздохом: – Ну вот и всё, идёмте.

– Куда?

– В дежурку, дело по инстанции передавать.

Мы вышли из кабинета, я шёл впереди, майор следом, в коридоре дежурной части он постучался в остеклённую, зарешеченную, как и огромное, во всю стену, ограждение, дверь, и, когда ему открыли, заходя внутрь, спросил сидевшего за столом дежурного:

– Куда с тяжкими телесными, в криминалку?

– Да.

Я сказал до свидания и вышел на улицу. В душе опять замаячил лучик надежды. Уж теперь-то, подумал, когда такой серьёзный диагноз и все фигуранты налицо, возьмутся за дело. По прежней советской жизни я помнил, что групповые преступления более тяжкие, чем одиночные, а тут налицо ещё и ОПГ (организованная преступная группировка). И уже представлял, как всю эту сволочь наконец задержат и водворят на скамью подсудимых.

Какой же я был наивный!

И хотя за дело действительно взялись, однако совсем не так, как мы ожидали.

На Казанскую, ставшую с недавних пор ещё и Днём народного примирения, служили с утра. И на этот раз на клиросе пели все кто мог: Катя, обе дочери, приехавшие семействами, зять Игорь, окончивший музыкальное училище и работающий заведующим сельского клуба, где жили его родители. Наша младшая, двенадцатилетняя Лиза, петь не умела или не смела, поскольку вбила себе в голову, что у неё слуха нет, и поэтому присматривала за племянницами, сидящими на лавке и мотающими недостающими до полу ножками в красненьких колготках и лакированных ботинках. У обеих из белых бантиков над розовыми ушками торчало по два русых хвостика. Миша, явно тяготясь этим, алтарничал. Словом, все были при деле, и только Дашиным оболтусам на месте не стоялось и не сиделось, и они, следуя друг за дружкой строго по старшинству, постоянно меняли место дислокации, чтобы наконец ускользнуть из поля зрения, а затем из храма, разумеется, не насовсем, а всего лишь до причастия, то есть до конца службы. Да не тут-то было. Как и полагается сотруднику ДПС, Гена следил за ними от входной двери и кивком головы возвращал назад, не обращая внимания даже на то, что они хватались за животы и страдальчески морщились.

Народу прибыло ещё больше, но и сегодня все до одного пожелали причаститься.

Многие из прихожан о случившемся уже знали и по окончании службы, обступив меня, засыпали вопросами и советами. Вопросы оставляю без внимания, а вот советы сводились к одному, всё к тому же: надо писать САМОМУ, не имеет значения, кому именно, главное – сразу ТУДА, а уж ТАМ разберутся, «а мы все подпишемся». Но для этого я не видел веских оснований. Чего понапрасну ТАКИХ людей беспокоить? Да и не стоит оно того? Да и время не то, чтобы из-за пяти колосков копья ломали.

К дому шли длинной вереницей. Внуки бежали впереди, их родители с предупредительными окриками следом, мы с Катей завершали шествие степенным шагом. «Маменька уже успела перетереть», как иногда шутила Даша, «с тётей Надей» последние новости и спрашивала меня про какой-то «куст».

– Это ещё что такое?

– Не знаю. Тебе его в полиции должны были дать.

– Чего?

– Это самое. Антон Надю спросил, она меня, я тебя спрашиваю: дали?

– Нет.

– Почему не попросил?

– Зачем? Если не дали, значит, не надо, а если бы надо было чего-то дать, дали бы сами.

– И ещё. Антон спросил. Объяснительную с тебя взяли?

– В каком смысле?

– В каком, в каком… А я знаю? Он сказал, должны были объяснительную с тебя взять, и ты в ней должен был расписаться. Ты нигде не расписывался?

– Нет.

– Значит, не взяли. Надо ехать. И «куст» этот попросить. А то поди потом докажи, что мы заявление писали.

Я поинтересовался у вышагивающего впереди с генеральски задранной головой Гены, как будто сразу генералом родился, что это за «куст» такой и что ещё за «объяснительная». Он ответил, что при подаче заявления должны давать талон-уведомление, а к заявлению прикладывается объяснение.

– Вы его сами можете написать и приложить к заявлению.

– А чего написать?

– Что по этому поводу думаете, кого подозреваете, что вам известно.

– Вот, – подхватила Катя, – а тебе ничего не дали, и ты ничего не писал.