Евгений Триморук - Выбор смерти. Сборник рассказов

В том, что ее не меняли, тоже был какой-то недочет. Точно ли у слепых нет воображения?

Ученые врать не будут.

До инъекции Тройка старался не забыть все, что накопил за неделю. Но уже по опыту знал, что ему это не удастся. Более ощущало. Однопамять наслаивалась на другую Однопамять.

Один вопрос он придерживал для себя. Услышит ли он бой курантов, которые пробьют восемь вечера? Поэтому он вынужден был семенить и просчитывать шаги Сопроводительницы. Если опоздает на пару минут, как это уже случалось неоднократно, то инъекция подействует, и он снова проснется в замешательстве и с нудящей головной болью.

Листая небольшую книжицу, Тройка обнаруживал редкие хаотичные записи. Наискось прописанные даты с двумя-тремя очевидными интервалами, что могло говорить о том, когда инъекция Однопамяти действовала вовремя. Ломкий неуверенный почерк. Угловатые буквы. Напоминания. И вопросы, которые он неизменно задавал Сопроводительнице; и ответы, которые должны услышать врачи. Несколько раз записи повторялись, несколько изменяя суть вопросов. Иногда казалось, что разные личности пользовались записной книжкой.

Засыпал Тройка на спине, закинув руки за голову. Он воображал. В его мире оттенки и цвета выражались отчетливо. Глаза не жгло. И он без боли смотрел на яркое солнце, которое ему не угрожало. Он перебирал вопросы. В одной строке он уловил запись «Цикл-232». Через несколько строк «Повтор-25».

Сколько точно раз он произносил про себя вопросы и сколько раз уже пытался вырваться за их пределы, он не мог сказать наверняка. Но больше его интересовала графа «Исследователи не врут».

Журнал «Эпохальное время» регламентировал не больше тридцати новостей. Как раз цикл между инъекциями. Название лекарств и время приема.

Одна из Четверток с Хроническим вирусом обоняния, недавно бывшая в приемной Первого отдела, показалась картинкой для одинокой самостимуляции. Но Тройка ошибся. Как он по бою часов молчаливо сопротивлялся Процедурной, так и она просыпалась после инъекции, вслушиваясь в его дыхание через стену, определяя по аромату его присутствие.

На девушек иначе действовал несовершенный аппарат Процедурной.

Тройка попросту для проверки пару раз ей шепнул несколько незначительных слов. Добавил мягкости в голосе, хотя обошлось бы и без них. С нею и без того очень мало разговаривали. Тройка в один прием выразил больше, чем она слышала. И больше он ее не вспоминал.

Тройка прижался спиной к стене. Пятки вровень. Выше голову. Глаза во всю ширь устремлены в космос. Сколько долгих недель он потратил, чтобы преодолеть боль в глазах, но так их и не преодолел. Скорее, боль стала привычкой.

Теперь он видел чистоту звездного неба.

С непривычки еще немного пощипывает, но уже не то, не так, как восемь месяцев назад. Или больше? И какое ему дело, что об этом не догадываются, или не должны, Высшие? Вскоре он будет ходить прямее, пусть и медленно. Пусть во тьме. Пусть в одиночестве.

Он пройдет с очередной Единицей до Процедурной, не помня этой ночи. И снова будет вспоминать.

И в очередной раз, силясь открыть глаза, чтобы все-таки проснуться и вырваться из магнитной бездны тяжелых сновидений.

Кричащая красота Марии, жены Михаила Морфа, вызывала естественную и двусмысленную озабоченность. Возбуждение. Зависть. Казалось, что с Михаилом дружат ради общения с нею. Казалось, что ему отведена участь рогоносца. Казалось многое, на что также легко навесить ярлык.

Когда в Метрональдсе появился маньяк, вылавливающий в парке им. В. В. Лолиты привлекательных девушек, многие стали шушукаться. Тревожиться. Бояться. Готовиться к обороне.

Звонок Михаилу Морфу был непримечателен.

Я неизменно пялился на его худую полку, где было всего несколько книг: «Татьяна Онегина» Владимира Базарова, «Подвиг Лужиной», Евгения Мартынова, «Каменная подруга» Бориса Меншикова и «Война И. Берия» Льва Набокова. Михаил предпочитал электронные версии и, наверное, это выкрал у меня, не любил коллекционировать книги, которые либо прочел, либо не успевает прочесть и о существовании которых забыл.

Михаил необычно поспешно сбросил звонок, пока я оценивал содержание и уровень знания его полки. Он по-прежнему оставался бледен. Он размышлял. Медленно и мучительно. Это уже я коллекционировал, но по лицу было видно, что это не игра.