Он отключился. И так каждый раз. Придумывает себе болезни, а когда я посылаю его в больницу, он бросает трубу. Сначала я нервничала, бегала кормить его с ложечки, ставила клизмы, гладила по головке, но ситуация усугублялась. Он целыми днями лежал сначала перед телевизором, а потом вообще зубами к стенке. У меня начало закрадываться смутное сомнение: ясно, что телесно он здоров, как бык. Значит, проблема в голове. Проведя несколько часов в интернете, я утвердилась в своем подозрении – у него на лицо были все признаки давней, запущенной депрессии. Теперь многое вставало на свои места. Раньше на него накатывало волнами, а сейчас депрессия стала его постоянным спутником. Я думала, как его заставить пойти к врачу и начать лечить психику, а он звонил, и каждый его звонок или встреча подтверждали поставленный мной диагноз. Вот примерный набор жалоб:
– Кто-то проклинает меня, мучает, не дает жизни…
– Я не сплю почти месяц, мне просто страшно жить, я постоянно один.
– Я уже не человек, а какой-то выжатый овощ, не могу спать, голова пухнет от мыслей, кошмар.
– Кто-то душит меня, не дает думать, тянет в яму.
– Мои друзья перестали отвечать на мои звонки, не понимаю, что случилось. Ты одна берешь трубку.
– Мне очень плохо, ты не понимаешь, просто мне страшно и больно.
Иногда я не выдерживала, срывалась и бежала к нему. Иногда он радовался, иногда избегал:
– Нет, давай в другой день, если он будет.
После таких заявлений я, конечно, бежала к нему, успокаивала, держала за руку. Он смотрел на меня выцветшими, безумными глазами, какими смотрела на меня моя мать, когда рассудок уже покинул ее. Я купила ему таблетки, которые, по моему мнению, могли улучшить состояние, и уговаривала их пить, но это было сложно. Я уже думала только об одном – скорее бы приехали его сыновья и забрали его в Москву. Страшно было оставлять его одного, и мне нужно было поддерживать хоть как-то до приезда сыновей. Если они не заметят, что происходит, мне придется с ними поговорить. А пока я была его последним другом и прибежищем. Иногда мне удавалось впихнуть в него таблетку, и тогда он спал, и в голове у него прояснялось. Тогда я могла вытащить его немного погулять, но чаще он отнекивался:
– Мне страшно выходить, мне страшно жить.
– Ты дошла, ты уже дома? Мне страшно. Нет, не приходи, ложись спать, плюнь на меня, я – не понятно, кто.
– Я никому не нужен!
Я пыталась возражать, что он нужен мне, но любовь давно прошла, осталась дружба, и я не могла ее предать, но для него она уже ничего не значила:
– Это обман, я никому не нужен.
Мне это все начало надоедать. Новый Год приближался, и я стала понемногу объяснять ему, что он физически здоров, но у него явно депрессия, и он должен рассказать все сыну, чтобы он ему помог. Сначала он упорно отвергал даже возможность обращения к психиатру, твердя свое, как по кругу:
– Мне страшно жить.
– А у меня точно нет гепатита?
– А заворота кишок?
– А почему бессонница? Если ничего не болит?
– Сильно я осунулся?
– Устал от болячек. Ты все говоришь, что их нет, а мне страшно, почему?
– Ты одна меня не бросила.
– Скоро дети приедут.
– Я, наверное, уеду скоро. Нет, в Переславль Залесский, к батюшке.
– С Новым годом. Да, сын рядом. Зовет в Москву. А мне поесть можно? А яблоко? А что пить? Кефир? Что, водку? Ты с ума сошла. Хорошо, поеду с ним.
– Да, спал немного, но больше ночью думал.
– Все болит. Позвоночник болит. Стула нет. Болею капитально. Позор. Дети видят.
– Устал от болезни, да, завтра уезжаю. С сыном. Хочет меня врачам показать. Соглашаться?
– Все, завтра уезжаем, не думай обо мне.
– Подлечишься, вернешься, поговорим, – сказала ему на прощание.
Он вернулся через несколько месяцев, но не позвонил. Я видела его не раз на улице – он стал прежним. Много гулял, улыбался, но при встрече отворачивался и отводил взгляд, дескать, не заметил. Я понимала это так: ему было неприятно видеть женщину, которая была свидетелем не просто его слабости, а душевной болезни. Я тоже испытывала облегчение, на близость больше не тянуло, дружба у нас проходила в одностороннем порядке. Однажды он пригласил меня в гости на какой-то праздник, я заметила, что ест и пьет он без опаски, и, слава Богу, значит, уже выздоровел.
Он пытался как-то прощупать ситуацию, готова ли я возобновить отношения. Я рвения не выказала, но и не сказала сразу твердое «нет». И тут началось такое, что я поняла: никогда. Ни при каком раскладе. Ему хотелось продолжения романа, но при одном условии, чтобы я сделала вид, что у него никогда ничего не было с головой, а все же причина была чисто физическая и находилась она в кишечнике. Ему, дескать, в Москве предлагали операцию, но он отказался и вылечился лекарствами.
Читать дальше