Сергей Шинкарук - Вторая попытка

Где-то с полминуты мы помолчали, потом Ядвига как-то очень робко спросила:

– А что было дальше?

– А дальше я задумался: «Кто я и чем занимаюсь?» Получалось, что я просто талантливый дерьмометатель, не более того. Но разве это нужно стране, где война продолжается и конца ей не видно? Где все ненавидят всех, а мы, блогеры, это чувство только множим. А страна живет от выборов до выборов в надежде, что уж теперь все будет иначе. Конечно, можно было бы уехать туда, где общество подобрее. Но для меня всюду было одинаково, только уровень жизни разный. BBC – эталон объективности – тоже врет! Там тоже выполняют чьи-то заказы. Наше время – это эпоха фейков, когда невозможно отличить правду от вымысла. Эпоха троллей и хейтеров, когда на одного, что-то создающего, тысячи критикующих. Эпоха всеобщего хамства. В восемнадцатом веке за оскорбление вызывали на дуэль. А сейчас и в Сети и на телевидении совершенно безнаказанно можно назвать человека гнидой, вором, педофилом… И началось это все с нас, с журналистов. А обычные люди берут пример. Для чего существуют социальные сети, если не для бесконечных споров и унижения друг друга?!

– А о чем-то добром и разумном ты в своих блогах говорить не пробовал? – спросила Ядвига.

– Пробовал, но это было никому не интересно.

– Понятно, милый Серж, – вздохнула Ядвига, – в целом у тебя все в порядке.

– В порядке?! – возмутился я.

– Да, мой рыцарь. Тебе просто не нравятся страна и время, в которых ты живешь. Но таких идеалистов много. Я думала, была беда какая-то…

– А тебе нравится?!

– Да, нравится. И моя Польша, и блогеры, и социальные сети. С их помощью можно почувствовать себя сопричастной к происходящему. Можно сделать карьеру с помощью ютуба или инстаграмм. Они выравнивают возможности.

– Так почему? – начал я и остановился, не хотел говорить «бежишь».

– Я бегу, точнее бежала от воспоминаний, – сказала Ядвига.

Я не стал спрашивать, «каких именно». Ждал, что любимая сама расскажет. И она рассказала.

– Я была замужем. Дважды. Первый муж был полицейский. Погиб в перестрелке. Когда мне рассказали о его смерти, у меня случился выкидыш. Я даже в клинику попала, психиатрическую. И… я просто не представляла, как жить одной. Ко мне стал приходить друг Войцеха – Богдан. Нет, ничего целый год не было. Но потом я вышла за Богдана. А еще через два его убили. Официально – автомобильная катастрофа. Но мне сказали, что не случайная. Они с Войцехом работали в отделе по борьбе с наркотиками… И мне все, все вокруг о них напоминало. Это просто невозможно вынести!

Рассказ Ядвиги был более чем лаконичным. Но я живо представлял себе, какой ужас она пережила. И все-таки не мог до конца в эту историю поверить.

– Убили двух полицейских? В Польше?!

– А ты считал, что убивают только в Украине?.. И… я долгое время думала, что мне уже никто никогда не понравится. Но ошиблась. Я буду тебя ждать, сколько потребуется. Буду ждать, – сказала Ядвига и заплакала.

– Ты чего? Перестань. Я должен прилететь максимум на две недели позже тебя.

– Я знаю. Но у меня какое-то предчувствие… Лишь бы ничего не произошло. Лишь бы тебя не «отбраковали».

«Отбраковка» – страшное слово. Попадание в лагерь, несмотря на все сложности, еще не являлось гарантией миграции. Агелонцы могли человека отбраковать. Говорилось, что они отвергают людей с «преступными наклонностями», а эти наклонности определяют, глядя в видеокамеры. Опасаясь быть отсеянными, потенциальные переселенцы вели себя тихо, доброжелательно. Конфликты возникали редко.

– Конечно, ты хороший, ты добрый, – стала успокаивать себя Ядвига. – В тебе нет никаких плохих наклонностей. Но у Стаса их тоже не было, но за ним пришли…

Когда гвардейцы сообщили Стасу Лучкевичу шокирующую новость, он чисто внешне воспринял ее спокойно – только голос его дрожал, когда он с нами прощался. А вот другие отбракованные, бывало, устраивали истерики, сопротивлялись. К ним применяли силу, но никто из мигрантов не пытался вступиться, опасаясь стать следующим. Обычно такое случалось в первые пять-семь дней пребывания в лагере. Рубиконом считался срок в десять дней. Если за тобой не пришли – все будет в порядке.

– Не волнуйся, – сказал я. – Я здесь уже одиннадцать суток.

– Точно одиннадцать? Ты считал?

– Конечно, дорогая. Все, засыпай, тебе рано вставать.

Ядвига улетала утром еще с двумястами переселенцами. Мы успели несколько раз обсудить, чем будем заниматься по прилету. Я, скорее всего, буду строить. Журналистом пока быть не желаю, хотя на «Второй попытке» уже есть радио и газеты. А Ядвига рассуждала так: