Алексей Жарёнов - Поцелуй меня, удача!

Она фыркнула и ушла. Короче, отошёл я от банкомата, как кочан круглый, полный «капусты». Ну, думаю, это раз в жизни бывает! Обмыть это дело надо!

Захожу в нашу «круглосутку». Танька-продавщица (я ей 50 рублей должен был) рожу искривила и жопой ко мне повернулась. Типа не видит! А я ей так вежливенько говорю:

– Здравствуй, Танюшка! Всё хорошеешь, проказница! А продай-ка мне, Танечка, бутылочку «Хенесси»!

У Таньки челюсть книзу пошла.

– Чего? Чего тебе продать? – переспрашивает.

– Да вон, – говорю, – тот пузатенький пузырёчек! Не палёный коньячок-то у вас? Да к бутылочке, Танюша, прицепи икорочки красненькой баночку, маслица сливочного пачечку да батончик помягче! Вот так, моя радость! Сколько я должен? Да, должок мой скромный приплюсуй!

У Таньки глаза как у мороженого окуня стали. Смотрела она на меня, мужики, с большим изумлением!

Вышел я из «круглосутки», домой не пошёл, а направился в сквер. Там на сучке меня всегда стакан ожидает. Вкатил я стакан «Хенессёнка» (кстати, ничего особенного – у соседки Даниловны самогонка лучше), икорочкой красной закусил, и тут меня осенило…

Через час я стоял у рыбного ларька, где моя бывшая мороженую-перемороженную рыбу людям втюхивала. Подошёл к окошку сбоку, стою смиренно. Моя увидела и заорала:

– Опять, скотина, за деньгами припёрся! Давай, вали отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!

– Тише, – говорю, – Софочка! Если я выпил, так как писал Владимир Семёныч, «для просветленья».

– Всю жизнь, – орёт, – мне и детям изломал, дерьмо лысое!

– Соня! – говорю. – Я тебе подарок принёс – крестик золотой с цепочкой. Свой-то ты утопила, когда бельё полоскала! Я ведь всё помню!

– Украл, что ли? – спрашивает, но уже тише.

– Почему украл? Заработал на «шабашке»!

– Да, какая «шабашка»! Ты лопаешь – не просыхаешь!

– Нет, – говорю, – у нас в жизни всегда есть место подвигу! Вот возьми от любимого супруга наборчик – крестик золотой и цепочка! Всего-то и стоит 10 тысяч!

Сцапала она у меня коробочку ручищей своей красной, как из фильма ужасов. Затихла, стоит, разглядывает. Тут баба какая-то сунулась:

– У вас путассу есть?

Сонька ей, не поднимая головы, рявкнула:

– Нет!

– А на витрине ценник путассу есть!

– Сказали «нет», значит, «нет»! «Путассу»… Ты сама, как путассу!

Сонька бабу отшила, а мне так ласково уже говорит:

– Гриш! Ты на самом деле, что ли, заработал?

А я улыбнулся и говорю:

– Некогда мне с тобой лясы точить! Пойду деньги в сбербанк положу!

В сбербанк я, конечно, не пошёл. Домой вернулся, сел, думаю, куда ещё халявные деньги приспособить. Вдруг дверь открывается. Ментяра и двое в штатском заходят.

– Гражданин Обухов Григорий Петрович?

– Точно! – отвечаю.

– Тут вот ошибка вышла, и на вашу карточку отпускные заведующей больницей попали! Нужно разобраться!

Вот попал!!! Ё-моё!!!

– Ну что, – говорю, – давайте разбираться…

После первого курса пединститута у нас была фольклорная практика. Записывать старые песни, поговорки, предания городских студентов руководитель практики повёз на Ветлугу. А я отпросилась у него к бабушке в село Охапкино. Я и так туда ездила отдыхать каждое лето. В этот раз решила совместить приятное с полезным.

В день приезда я помогла бабушке прополоть огород, затем сходила искупаться на пруд, потом легла полежать и… уснула. Проснулась – уже вечер, а у бабушки гостьи – её подруги тётя Тая и тётя Васса. На столе нехитрая снедь да бутылка любимой бабушкиной клюквенной настойки. Когда я подсела к столу, старушки уже клюкнули по несколько рюмочек и живо обсуждали последние деревенские события.

– Вчерась у Нюрки Миленькой дочь с мужем с детьми приехала! Ну и фифа! – делится тётя Васса.

– Тётя Васс! – встреваю в разговор. – А почему её зовут Нюра Миленькая?

– Так она к каждому слову «миленькая» прибавляет! – смеётся тётя Васса. – Ты куда, миленькая? Хлеб-то привезли ли, миленькая? С базару что ли, миленькая? – Я задумываюсь. Село Охапкино – большое. Пенсионеров уйма. И у многих давнишние прозвища!

Лизка Хромая – сердитая маленькая старушенция, которая сильно прихрамывает. Говорят, по молодости любительница была мужичка с получкой к себе в дом зазвать да и обобрать!

Марья-Крикунья – крепкая высокая старуха, которая и зиму, и лето ходит в валенках с галошами и чёрном жакете. Говорить она не умеет, может только орать!