Лариса Агафонова - Заглянуть за горизонт

В этот период преподавателям стали давать участки под строительство. Валентина с Николаем тоже взяли себе шесть соток и начали заготавливать материал, потом потихоньку строиться. На участке сначала возвели кухоньку, поставили диванчик, где можно было переночевать, чтобы утром опять приступить к работе. Валентина с Колей сами месили цемент, клали кирпичи, привлекая наёмных рабочих только в крайних случаях. Денег всегда не хватало, и стройка шла медленно.

Валентина сразу же принялась сажать на участке деревья и кустарники, построила небольшую теплицу и разбила цветник. Дома она почти не бывала и совсем упустила старшую дочку из виду. Кстати, Соне очень нравилось возиться с мамой в саду, она с удовольствием пропалывала грядки и поливала цветочки. На эту домашнюю работу у девочки всегда находилось и время, и желание.

Николай регулярно уходил в загул, всесезонно чувствуя себя мартовским котом-переростком, но всегда возвращался домой. На привычный диван, к любимым котлетам и жареной картошке.

«Крысёныш опять вернулся утром. Как ни в чём не бывало, заявился и сразу на кухню. Жрёт котлеты прямо из кастрюли. И напевает что-то себе под нос. Сволочь!

Мама вчера снова весь вечер прятала глаза, а потом плакала в своей комнате. Соньке всё равно, а я сунулась с утешениями и огребла по полной. Лезу не в свои дела. Обидно, и маму жалко. Зачем она терпит? Я бы ни денёчка не стала, прогнала бы взашей», – четырнадцатилетняя Катя писала в дневнике и рисовала «мерзкого крысёныша» на виселице…

Валя давно махнула рукой на измены мужа, периодически лечилась от инфекций, принесённых супругом, иногда рыдала по ночам, не в силах разорвать замкнутый круг.

– Что я могу сделать? Я уже в тираж вышла, а он в самом соку, получается. Бабий век короток: раз-два, и ты никому не нужна, а мужики кобелируют, пока рабочий орган в порядке, – опустив натруженные массажами руки со вздутыми толстыми венами, жаловалась Валентина Ольге, с которой они опять оказались соседками, теперь уже по участкам для строительства. – У нас стройка, огород, детей учить нужно. Я одна не справлюсь. Это раньше я ничего не боялась, когда моложе была, а сейчас… эх… – оправдывала она собственную слабость и безволие. И страх остаться одной. Снова одной, безмужней разведёнкой. Уже с двумя детьми.

– Ох, Валюшка, плохой из меня советчик. Что я могу сказать, если я за Жориком как за каменной стеной. Он у меня и муж, и друг, и отец замечательный. Я без него как без рук. Ты ж сама знаешь. И не было у меня никого другого, и не надо мне. – Ольга вздыхала, жалея подругу, так и не нашедшую своё женское счастье.

У Оли с Жорой была прекрасная семья, тёплые отношения и абсолютно другое распределение ролей. Ольга сделала в институте карьеру, защитила кандидатскую, а через четыре года и докторскую диссертацию. Между диссертациями родила вторую дочку, практически не отвлекаясь от своей любимой науки. Женщина активно занималась исследованиями, участвовала в научных конференциях, соответственно, дома бывала редко и не могла уделять девчонкам много внимания.

– Если б не Жорик, я бы так и сидела на печке ровно. Помнишь, как я ничего не успевала и злилась на всех? А теперь не жизнь, а сказка! Приезжаю, дочки накормлены, уроки сделаны, ужин меня дожидается, а Жора знай себе по клавишам своего компьютера стучит. И когда он всё успевает? Как стал работать в институтском компьютерном центре, так я и выдохнула спокойно. Я у них так, мама-праздник.

Ольга, действительно, всё по командировкам да по семинарам ездила, привозила подарки и вкусности. Ей не приходилось ругать девочек, зато она устраивала для них вечеринки с розыгрышами. При этом мама всегда полагалась на мнение папы в воспитании девчонок и не отменяла его запреты и наказания.

Как же Валентина завидовала подруге! Белой завистью, разумеется.

Взрослые уезжали на свою бесконечную стройку, Соня цеплялась с ними, а Катя чаще всего оставалась дома, в квартире, вечерами гуляла с друзьями, познавая первые «прелести» взрослой жизни. Девочка стала покуривать, попробовала спиртное. Однажды мать почувствовала запах сигарет от старшей дочери и в сердцах огрела её шваброй. А потом, опустившись на стул, заплакала от собственной беспомощности.

– Дочка, хоть ты не заставляй меня страдать, – попросила она сквозь рыдания.

Кате безумно стало жаль мать, несчастную, рано постаревшую, придавленную работой и постоянной нехваткой денег, капризами Соньки и загулами Николая.