Вера Сытник - Миллениум

На соседнем балконе, за толстой оранжевой стеной, сейчас кто-то из них громко ругался, мешая английские слова с испанскими, и, видимо, швырялся одеждой. Опускаясь в шезлонг, Геннадий успел заметить, как в воздухе за перилами промелькнул яркий, разваливающийся на лету ком. Множество тонких цветастых вещей ворохом посыпались вниз. Грубая волосатая рука ударила ладонью по перилам, мужской хриплый баритон сорвался от напряжения в удушливый шёпот:

– Por que, por que lo estas haciendo por despecho [1] Почему, почему ты всё делаешь мне назло?! ( исп. ) ?!

Ему ответил приятный женский голос, звучащий неторопливо и немного покровительственно:

– It only seems to you, – женщина говорила с небольшим акцентом, старательно выговаривая слова. – I just want to relax, I just want to relax [2] Тебе кажется. Я только хочу отдохнуть, я только хочу отдохнуть! (англ.) – настойчиво повторяла она.

Вероятно, не сдержавшись при виде упавших за балкон вещей, она презрительно и резко сказала:

– Estoy cansado de ti [3] Как ты мне надоел! (исп.) – И тут же глубоко, гортанно захохотала, чем страшно разозлила собеседника.

Захрипев, тот стал носиться по балкону, натыкаясь на стены, опрокидывая мебель. Внезапно остановился, прокричал «Rascal! Rascal [4] Каналья! Каналья! (англ.) и убежал. Выждав несколько минут, женщина подошла к перилам.

– Don’t come back [5] Не возвращайся! (англ.) – упрямо крикнула она вниз.

По звукам Геннадий понял, что за стенкой поправляют пластмассовую мебель, разбросанную мужчиной. Подвинув стол со стульями, женщина шумно упала в шезлонг, после чего наступила тишина. Геннадий в недоумении качнул головой, пытаясь представить живущих по соседству людей, то и дело напоминающих о своём присутствии криками и смехом. Он приехал два дня тому назад, но всё ещё не видел их, а только слышал через открытую балконную дверь, как мужчина разговаривает по телефону, нетерпеливо расхаживая по балкону, и как смеётся женщина.

Геннадий невольно прислушивался к смеху, который, как набегающие на горячий песок волны, был игрив и мягок. Иногда он улавливал дразнящие нотки, казавшиеся сигналом к действию, словно незнакомка, чувствуя присутствие постороннего мужчины за стенкой, обращалась к нему с тайным призывом. Несомненно, это только казалось, вероятно, потому, что, как всякий нормальный сорокалетний холостяк, полный сил и здоровья, Геннадий пребывал в ожидании нового романа и поэтому во всём искал его приметы.

– У вас есть закурить? – вдруг раздалось за стеной.

«Это мне? – вздрогнул Геннадий. – Или горилла вернулась? Они что, на трёх языках между собой разговаривают?»

– Я к вам обращаюсь, – немного нервно сказала женщина и постучала чем-то твёрдым по стене.

На русском её голос звучал более естественно, стал понятен акцент: бесспорно, это была соотечественница.

– Что вы там сидите и пыхтите? Всегда слышу, как вы пыхтите сигарой. Не хотите угостить? – повторила она.

– Не курю до завтрака. В данном случае не «пыхчу», а слушаю, как вы ругаетесь.

– Ну, это всё равно. Так угостите?

– Пожалуйста, сейчас принесу, – сказал Геннадий, вставая, но женщина крикнула:

– Не надо! Я приду!

Он едва успел накинуть халат, как бойкая соседка энергично заколотила в дверь и, стремительно войдя в номер, так же стремительно сунула ему в руки початую бутылку виски.

– Как же ваш муж? – оторопело спросил Геннадий, отступая под напористым видом женщины вглубь комнаты. – Наверняка будет недоволен. Да и я не хочу быть растерзанным за глоток виски, толком не отдохнув перед гибелью. Было бы глупо!

– А! – звонко щёлкнула гостья пальцами. – Теперь до обеда не придёт, пошёл штангой ворочать, нервы успокаивать. Так что наливайте!

Она с размаху села на диван, раскинув руки по круглой спинке, отчего рукава её шёлкового кимоно расправились, превратившись в два ярких крыла. Женщина сдвинула колени, устроив ноги таким образом, чтобы причудливые, в восточном стиле туфли-сабо на высоких каблуках стояли устойчиво. Ей было лет тридцать пять, не более. Яркая, большеглазая, с задорным пучком тёмно-русых волос на затылке, она показалась Геннадию птицей, волшебным образом попавшей в комнату.

– Или вы утром не пьёте? – рассмеялась незнакомка, заметив, с каким изумлением смотрит на неё Геннадий. Она поморщилась. – Ах, забудьте на время о своих привычках! Отпуск. Не всё ли равно, когда пить, если можно весь день спать, а ночью купаться?

Геннадий открыл коробку с печеньем, плеснул на дно стаканов виски и присел напротив в кресло, пытаясь по словам женщины догадаться о цели её визита.