Анатолий Крикун - Веркина война. Чирок

Бригадир поднял свой незамутнённый взгляд на ввалившуюся в контору извозную команду. Помещение наполнилось шумом и теплом человеческих тел. В нём, кроме стола и табурета были две скамьи вдоль голых стен и большой липовый шкаф с бумагами. Шкаф был добыт из раскулаченного хозяйства и забит бумагами. Там же находился закопчённый чайник, большая кружка и тарелка с ложкой. Внизу приготовлены были самокатаные, мягкие валенки с галошами, загодя приготовленные к холодам. Меж окон с запылёнными стёклами висели портреты Карла Маркса и Сталина. Портрет основателя мирового коммунистического движения потемнел и пожелтел от времени и табакокурения, подпорчен мухами, а портрет вождя был в рамке под стеклом и избавлен от пыли. В глушь эту большое начальство не заглядывало, а начальство местное видело и не такое. Одинокий плакат «Родина-мать» маячил яркими красками на стене. Все вопросы местного значения приходилось решать бригадиру и все распоряжения сверху решать самому (глупых распоряжений стало меньше, а ответственности больше). Все вошедшие ждали приказа. Взгляд бригадира остановился на Верке. У неё замерло сердце.

– Вот ты, старшей и поведёшь свой отряд, – указал пальцем на Верку бригадир оцепеневшей девушке. -Знаю я тебя, да и послать больше некого, прежний начальничек приболел и самогоном лечится, а ты и розовощёка и толкова, не малая девчёнка теперь. Парнишки уже дорогу знают, не в первый раз гоняю их. Ты и в возрасте перед ними и наказал я им строго тебя Вера Ивановна слушать и отца твоего знал, а девчата подружки твои, командуй ими. Бумаги накладные, что дам, береги, отдашь кому следует и за весами смотри когда принимать хлеб будут. Назад отчёт бумажный привезёшь с печатью. Небось зерно по дороге не растрясёте и не сожрёте. Два каравая чёрного хлеба вам выдам, да масла фунт. Из дома вас тоже снабдили, отказов не приму и по всей строгости военного закона спрошу. Понятен приказ? Вразнобой ответили: – Понятен.

Верка, у которой всё похолодело внутри, только как бодливый телёнок мотнула головой и чуть не споткнувшись подошла к столу и взяла бумаги.

– Бумаги не замочи и держи при себе. Вот тебе конверт вощёный, непромокаемый, у груди держи. Может он тебя греть будет, а от меня зажигалку возьми, чтоб согреться, если чего. Там на телеге береста, топор и дровишек немного. Если не в мочь станет, передохните чуток, а лучше чтобы за день обернулись. Паром и ночью работает. Сейчас из разных мест хлебушек идёт. Вот и всё! Вопросы – есть?… Вопросов – нет. В путь, да за телегами присматривайте и лошадкам роздых давайте, и кормить на травку на полчасика пустите. Мальчишки – те, уже всё знают. Баловать они не будут; насчёт этого я им проповедь читал, а девчата твои подружки. Там в торбочках ещё лошадкам овса насыпано, так вы их с рук покормите, они это любят. Вы торбочки за спиной цепляйте. Когда лошадкам тяжело станет и пена со рта пойдёт, не останавливайтесь на ветру и не вздумайте поить, пока не остынут, и на остановках попоной спины отрите и укройте. Смотрите сами не застудитесь. Вижу, что вас дома хорошенько снарядили. В сенях ещё два пастушеских плаща висят, так возьмите… не лето сейчас. Я пойду взгляну на обоз, а вы, пацанята, чтоб командиршу свою под монастырь не подвели. Колёса смазаны. Ты, Вера Ивановна (Верка покраснела от такого обращения), смотри, чтоб не скисли по дороге и дома соплями потом не сморкались и мне мамаши матюки не посылали. Нынче вы у нас главные работники.

Шесть гружёных телег у коновязи перед конторой были уже загружены; лошади смирно стояли и жевали охапки сена, предчувствуя дальнюю дорогу. Бригадир спозаранку загрузил телеги и запряг лошадей, потрепав каждую по холке. Конюшня и склад были рядом с конторой. Первый возница-подросток достал из-за голенища великоватого отцовского сапога нагайку, уселся на мешок, лежащий на передке воза, прикрытый брезентом, утёр нос рукавом тёплого пиджака скроенного и перешитого из старой армейской шинели, поднял нагайку и щёлкнул ей в воздухе и присвистнул. Щелчок прозвучал как выстрел. Лошади прянули ушами и кончили жевать. Возница дёрнул за вожжи и подал протяжную команду: – Но… о…о! – не детским, а мужским баском. Обоз двинулся с пригорка, на котором помещалась часть изб деревушки, общие хозяйственные постройки и конторка с коновязью и покосившимся крыльцом. На центральной усадьбе колхоза было приличное здание правления и добротные постройки, Зерно оттуда уже вывезли, а теперь по осени вывозили остатки из разбросанных бригад по вязким дорогам, ложившихся чёрными змейками меж холмиков и рощиц. Солнышко уже не грело. Хорошо, что не моросил дождь и не разбойничал ветер. Дорога раскисла от недавних дождей, и пришлось местами двигаться пешком и подталкивать телеги, которые вязли в низинах и натужно скрипели при подъёмах на пригорках. Вниз и по подсохшим, щебёночным местам катили с ветерком и свистом. Молодость брала своё. Две Веркины подруги затянули песню, но запала надолго не хватило. Передний возница, не впервой возивший зерно, гордился этим и гордился единственным коротким кнутом сплетённым из настоящей бычьей кожи, на подобии казачьей нагайки, с упоением щёлкал им в такт песне и своим посвистом подгонял хмурую лошадку, которая была ещё бодра. Остальные повозки тянулись за передней неразрывной цепочкой. Верка правила последним возом, легко похлопывая вожжами по бокам лошади и на подъёмах помахивая тонким прутом, не опуская его на круп лошади. Кобылка преклонных лет косила глаз на возницу и тужилась, выпуская лишний воздух. Запрягать лошадь и управлять телегой она давно была обучена отцом, пока лошадь не увели на колхозную общую конюшню, и она пропала из поля зрения Верки. За два часа на ещё свежих лошадках докатили до парома через широкую реку, которая несла свои воды к морю Каспийскому, о чём она узнала только в школе и нашла её голубенькую линию на большом глобусе, на котором её деревенька обозначение не нашла. Пока ждали паром с другого берега, лошади отдохнули, пережевали пожухлую траву на берегу. У берега широкой, плавно текущей реки, набухшей от осенних дождей, появился первый ледок. Пожилой паромщик поинтересовался – откуда молодая команда путь держит и кто старший. Верка признала своё старшинство и пришлось ответственно доложиться.