Анджей Ласки: Формула Любви. Книга вторая

– А теперь? – Она прикоснулась губами к моей щеке.

– Да.

– А так? – Наши губы слились в долгом поцелуе. Секунды превратились в вечность, время замедлило ход, и я не мог оторваться от нее – моя сладостная фантазия…

– Посмотри. – Вдруг сказала она.

Я послушно открыл глаза. Диана стояла в стороне, а я с неимоверным усилием лобзал свою ладонь.

Сосны позади нее тонко подрагивали иглами, словно зашлись в приступе смеха. Вслед за ними скалистые вершины начали ронять в бездну камни, сначала с тихим стуком, потом он начал усиливаться с каждой секундой и вот уже целый камнепад эхом разносился среди торчащих из песчаного дна сосен. Альбатросы вздрогнули и поднялись с криками вверх. Сколько это продолжалось? Секунда, две, час? А я, пораженный подобным светопреставлением, так и сидел с раскрытой ладонью возле своих губ. Вдруг Диана сделала движение рукой, сжав руку в кулаке, и в мгновение все прекратилось. Та же синь над головой и молчащая зелень под ногами.

– Ты понял? – Теперь рассмеялась Диана.

– Нет. – Я опустил руку. В какое же действительно смешное положение я попал. Что происходит? – Не понимаю!

Природа словно лишилась дара речи – ее поглотила окружающая тишина.

– Тебе не кажется, – Диана помедлила, – тебе не кажется, что все это только кажется?

* * *

Словно во сне я шел за Рождин, переступая с ноги на ногу. Слишком много я узнал за последнее время, чтобы она опять могла меня удивить. Все широкие улицы и узкие улочки давно слились в одну, я даже не запоминал, куда мы движемся. Мимо пролетали машины, мотоциклы, шум улиц заполонял все пространство вокруг. Такой пресно-шумный Неаполь, и такой красивый.

Что-то случилось в моей голове? Как овца, которую ведут на заклание, я следовал за ней, не высказывая ни мысли о том, что все это мне не нравится. И не нравится уже давно.

Солнце ярко светило, белые простыни развевались на балконах, и инжирные деревья роняли спелые плоды прямо на тротуар, нам под ноги. Они с хрустом разбивались об брусчатку, мокрыми следами отмечая наш путь.

– Эй, очнись! – Рождин настойчиво пыталась разбудить меня. Но мне ни до чего не было никакого дела.

Мимо древних соборов, низких домов, словно прибитых к земле, сквозь шумные магистрали. Я совершенно не понимал этого бега, когда у тебя есть крылья. Не понимал тогда с Себастьеном, не понимал и сейчас. Казалось бы, раз – и воспарил над городом, к чему земная суета? Но мы продолжали бежать, оставляя позади себя духоту большого города.

Дома срывались вниз по склону, и уже были видны острова – Прочида, Капри, Искья. А мы в тени бульвара, что стекает по склону, прикрытому тутовником. И вот бы остановиться на мгновение, отдохнуть, насладиться открывающимися видами, но Рождин, как сумасшедшая, продолжала тянуть меня дальше.

– Подожди, – вдруг одернул я ее. – Но ведь у нас есть крылья!

Она остановилась на мгновение, словно вспоминая о чем-то.

– Ах, да, крылья. – Замерла, раздумывая, а потом продолжила быстро шагать дальше, мне же лишь оставалось молча плестись за ней.

Может, ей не под стать, с ее новым красным платьем?

И вот мы почти скатываемся вниз, к марине, где белокожие яхты воспаряют к небесам высокими мачтами. Шум прибоя привел меня в чувство. Близкий говор воды, разбивающийся о ближайший волнорез, дал возможность вздохнуть всей грудью.

– Еще далеко? – Кажется, я потерял всякий смысл в нашем путешествии. Совсем ничего не понимал.

– Нет, уже почти пришли.

Над нами царили пальмы, а рядом – высокие каменные заборы, за которыми скрывались красивые дома. Наверное, не бедные люди тут живут. Мы незаметно проскочили еще пару кварталов, свернули на узкую улочку и остановились у такого же высокого каменного забора, как и другие, в котором была прорезана калитка из старого дерева, обитая по краям грациозной металлической окантовкой. Ее историческая ценность наверняка бы заинтересовала археологов через пару тысяч лет. На столбе висел почтовый ящик с выбитым адресом и логотипом итальянской почты. Я пытался, было рассмотреть имя хозяина, но ящик, как ящик – ничего особенного. Никакой более подробной информации, чем то, что на нем было выгравировано, мне узнать не удалось.

Над забором возвышалась красная скатная крыша, как и на большинстве других домов, и арки больших полукруглых окон второго этажа под ней. Я задержал взгляд, рассматривая тяжелые красные портьеры с золотой каймой. В этот момент ткань слегка подернулась, словно кто-то стоял за ними.