Ирина Мальцева - Лабиринты любви

Я стою в благодатной тени у здания коммерческого банка, жду, когда освободится кабинка банкомата. Оглядываю пространство перед собою, заполненное толпой полуодетых людей, торопящихся к базарной площади или от неё. Запах шашлыка и самсы, аромат дыни и зелени заставляют меня вспомнить, что утренняя чашка кофе давно испарилась не только из желудка, но и из организма в целом.

– Жрать охота, – тихо произношу я и прикидываю, польститься ли мне на базарный шашлычок из заляпанных жиром и специями рук смуглого парнишки в тюбетейке, или найти место приличнее.

Пока раздумывала, запиликал электронный замок припаркованного в двух шагах от меня черного «Форда-фокуса». Одетый в легкий льняной костюм мужчина с огромным пакетом, из которого того гляди вывалится янтарная гроздь винограда, пытается открыть дверцу и при этом не уронить покупки. Он зло оборачивается в сторону базарных рядов, шарит глазами по галдящей толпе, выискивая, очевидно, того, кто должен был помочь ему.

Еще секунда, и я бы двинулась в его сторону, проявив участие, но, глянув на лицо мужчины, застыла. Это был Он. Любовь всей моей жизни, единственный в мире мужчина, с которым мне хотелось «умереть в один день».

Сердце ухнуло вниз, потом рвануло вверх и застучало где-то в глотке – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Не отрываясь, я смотрела из своей защитной тени на того, с кем рассталась пятнадцать лет назад. Мое замужество через год после расставания с ним и случавшиеся впоследствии романы не изменили моих чувств к тому, кто находился сейчас в двух шагах от меня.

Ему все же удалось пристроить пакет на заднем сиденье машины, из-за чего я решила, что переднее ждет пассажира. И верно, минут через пять к машине подошла женщина. Его жена. Моя разлучница.

А она ничуть не изменилась, подумалось мне. Правда, я была без очков и не могла как следует рассмотреть её лицо, но подтянутая фигура, высоко поднятая голова с заколотыми низко на затылке черными волосами, стройные ноги производили приятное впечатление.

Мой же любимый, напротив, потерял былую фигуристость и спортивную легкость. Показалось, он стал даже ниже ростом. Заметное брюшко натянуло ткань рубашки и грозило отстрелить пуговицы. От густого когда-то ежика волос осталась какая-то блеклая малость. Мой милый поширел, погрузнел и даже не пытался скрыть свои сорок восемь лет.

Женщина бросила на заднее сиденье пару разноцветных пакетов, что-то проговорила недовольному мужу и снова скрылась в толпе. А он, надувшись, плюхнулся на свое место, но дверцу не закрыл, а выставил наружу ногу, включил музыку и расслабленно закрыл глаза.

Вот момент, когда можно подойти к нему, подумала я. Чего жду? И что тут такого: подойду, поздороваюсь, спрошу, как жизнь?!

Но стою. Стою и гляжу на сидящего в автомобиле мужчину. Потом мой взгляд медленно переместился в сторону, потом еще дальше за спину, и вот я уже рассматриваю себя в зеркальной стене банка. Светло-бежевый костюм, купленный в дорогущем московском бутике, обтягивает оплывшую книзу фигуру, не скрывая выпирающих полукружий груди. Над тоненькими ремешками босоножек нависают полные щиколотки, элегантная белая сумочка из лаковой кожи висит на пухлом локотке. Взгляд выше, и видишь обвисшие щеки, соединенные вторым подбородком, а еще выше – нелепые на этой изнывающей от жары базарной улочке вздыбленные хорошим лаком пряди волос баклажанного оттенка.

Я же смотрелась в зеркало перед выходом! Почему же всего два часа назад меня все устраивало в моей внешности, а сейчас мне стало неловко за себя. И главное, страшно, что Он вдруг обернется и увидит меня такой, какой я стала.

Что он подумает? Удивится? Усмехнется? Похвалит себя за то, что тогда, пятнадцать лет назад, выбрал другую женщину, которая сохранила и девичью стать, и легкость движений, и естественность во всем облике, избежав всего нарочитого, надиктованного модой.

«– Ого, мать! Ну ты и раздобрела, – скажет он. – Помнится, ты лет на пять меня моложе. Тц, тц, тц!» – И покачает головой. А потом приобнимет за талию свою жену, может, поправит ей прядку, скользнет губами по виску, и, еще раз взглянув на стоящую перед ним тетку (то есть на меня), улыбнется снисходительно, расправит самодовольно плечи, заставив меня жутко покраснеть.

Все это так ярко представилось, и я почувствовала себя громоздкой, раскисшей, ужасно неинтересной и даже смешной. Хорошо, что Он не заметил меня, хорошо, что я не поддалась порыву и не окликнула Его. Это было бы ужасно!