Губернатор смотрел на Сафронова почти с укором. Наконец, прихлебнув из чашечки, разразился:
– И зачем вы приехали? Я же уже все рассказал. Думаете, скажу что-то новое? Ничего я нового не скажу. Да, дымим. Кто – я не знаю. Думаете, ТЭЦ? Может быть. Но я говорю, что виноваты печки у частников. Процентов на восемьдесят. И вообще, если б вы знали… У меня голова болит. Вы что думаете, я отменю уголь? Или кто-то отменит? А чем же тогда угольщиков занять? Куда их девать? Ведь это целые регионы: мы, Кемерово… Давно ли они на рельсах сидели, помните? У нас все так, вы ж знаете… Лады зачем производят? А чем занять целую область да еще поблизости от столицы? Ведь без работы и без денег они же маршем пойдут. Зря вы приехали… Ничего я нового не скажу. Я люблю свою землю, я здесь родился. И семья моя вся отсюда, отец… Выборы помните? Хлопоша хороший. Как меня это выводило… Медяник песенку пел. Не помогло. Москва все равно своего поставила. А ведь я наш, я здесь лучше всех все знаю. И еще двадцать лет ждал, чтоб губернатором сделали. Хотя мне и не надо этого. Смешно это все: должность, ответственность. Маета одна. В домик мне бы свой деревенский уехать, на охоту сходить… А с небом этим ничего не решится. Небо всегда было, и всегда оно было темное. Часто черное. Сейчас просто датчики есть у всех, можно следить, кто и чего нарушает. Но результата не будет, одно расстройство. Паровозик наш просто так колею не меняет, по хотению каких-то там… жителей. Как там встреча, кстати, с чиновницей министерской? Ничего она, симпатичная?
– Симпатичная, – ответил Сафронов, – только наглая больно, все они сюда из своего поднебесья наглые приезжают.
– Ничего, – примирительно сказал губернатор, – побудет немного и уедет. Ревизорша.
– Интересные сейчас пошли ревизоры, а, Александр Витальевич? Ничего не проверяет, никого не накажет да и не боится ее никто. Ведь вы не боитесь?
Губернатор странно посмотрел на Сафронова. Сафронов кивнул:
– Смешно, да? Вам ее боятся. Вы ж не Добчинский с Бобчинским.
Губернатор отодвинул от себя чашку:
– Ну что, закругляемся?
– Хороший мужик Александр Витальевич, – думал Сафронов, —да и вообще все хорошие. Законченных негодяев нету, подонков нет. Или крайне мало. Почему же тогда все плохо так, а?
С высокого крыльца Законодательного собрания Сафронов скользнул на улицу Мира, бывшая Воскресенская. Водители правительственных машин неспешно курили, переговаривались. Двигатели работали. Вдоль улицы прохладный дул ветерок. Ленин, стоя спиной к Законодательному собранию, качнулся – показалось Сафронову.
– Наверное, и он верил, – подумал Сафронов уже о Ленине, – переживал за эту страну, старался. Не вредители же они. Разве можно губить, уничтожать место, где сам же ты и живешь, где живут твои дети? Где предки твои похоронены… Ведь ехал сюда люд со всего света, частью недобровольно, вынужденно. Поляков ссылали, евреи бежали от погромов, в Гражданскую вообще все смешалось и кого тут только не было: и чехи, и венгры, и китайцы. Да еще местные: южные, северные, хакасы, эвенки, ненцы… И все они цеплялись за эту землю, работали, строили дома, рожали детишек… Питали этот край своими заботами, своим теплом. И небо дышало ярче… Наверное.
Перекресток улиц Мира и Диктатуры, оживленно, задорно. Вниз под гору – центральный рынок, бешеные цены на енисейскую рыбу, аттракцион для туристов. Местные знают, что рыбу надо брать с теплоходов, речники ее контрабандой везут с севера: чир, таймень, нельма, муксун, стерлядь. Осетр – царь речных рыб. На перекрестке – продуктовые магазинчики. На улице Мира магазины одежды, электроники, кондитерские, кафе. – Европа, —усмехнулся Сафронов. Почти на каждом доме – мемориальная табличка, а то и по несколько. Сафронов внимательно прочитывал каждую, но никого из этих людей он не знал. – Где-то между парком и площадью, помнится, был забор. Метро строили, – журналист всматривался в городской пейзаж, хотя доподлинно знал, что забор снесли, стройку закрыли. – Тогдашний губернатор – наивный человек, профессор – тоже хороший. Думал, жизнь обустроить, людям помочь. Почему-то не вышло. Рассыпалось все. И уважение людей потерял, проиграл выборы заезжему генералу. И генерал хорош был, силен, рьян, хребты обещал ломать… Погиб, бедолага.
Рядом с журналистом притормозил внедорожник. Водитель опустил стекло.
– Проехаться не желаете?
Сафронов, не поворачиваясь, буркнул:
– Спасибо, как-нибудь в другой раз.
Читать дальше