Ирина Збарах - Боже, какое божоле! Повесть и рассказы

Я с огромным удовольствием наматываю круги по пустынным улицам. Транспорта становится больше. Надо возвращаться домой, пока с непривычки не столкнулась с кем- нибудь. Знаков Вселенная пока мне не подаёт. Я сворачиваю во дворы. Еду по старой немецкой брусчатке. Велосипед подскакивает на каждом камне. Каждая ямка и бугорок отдается болью по позвоночнику в затылок. Я пытаюсь свернуть с мостовой на асфальт, но колесо спотыкается о бордюр, и я падаю вместе с моим железным товарищем. Боль пронзает колено и всю правую ногу. Лежу и рассматриваю стену дома, возле которого я завалилась. Потираю ногу и смотрю наверх. Это что, знак Вселенной? Я тут хожу ежедневно третий год. По этой тихой улице Берёзовой. И только сегодня в первый раз вижу ЭТО. Я поднимаюсь осторожно, потираю ногу. Вроде цела. Опять поднимаю вверх глаза и рассматриваю барельеф на старом, обшарпанном строении. Кому пришла в голову на простом рабочем доме изобразить семь голеньких малышей. Они танцуют или шагают, приплясывая, и несут гирлянду из веток. Центральная фигурка обнимает козленка. Что символизирует эта группа? Я иду слегка хромая метров десять, потом сажусь на велосипед и еду домой. Постоянно мысленно рассматриваю барельеф. Почему я упала рядом с этим домом? Чтобы увидеть эти фигурки? О чём они мне могут говорить? Их нагота, как символ незащищенности, доверчивости, открытости миру? Почему люди, жившие когда-то в этом доме, выбрали этот сюжет для его украшения? Им тоже хотелось быть беззаботными, отдохнуть от суеты.

Улица Берёзовая, бывшая Анденбиркен в Кёнигсберге. Это рабочая окраина. Биркен, по-немецки, значит берёза. Я не сильна в немецком языке. На берёзе или под берёзами. На этой маленькой улочке среди лип и тополей и правда растёт тринадцать берёз! Одна старая берёза, метров на десять возвышается над домами! Жизнь людей в этих домах вряд ли была лёгкой и праздной. Может им хотелось оставаться детьми, которые живут, как советуют просветлённые, здесь и сейчас, не печалясь, не завидуя, ничего не загадывая, не стяжая, не прикапливая на будущее. Размышляя об этом архитектурном привете из прошлого, я подхожу к своему дому и ложусь на траву возле моих берёзок. Смотрю в небо на облака. Вселенная улыбается.

В последние дни уходящего года Инга решила добраться до каждого закоулка в своей квартире и расчистить его. Выбросить негодное, отдать людям ещё годное, но ненужное ей. Она освободила тумбочки от старых бумаг и незаконченных рисунков. Вряд ли до них дойдёт дело. Неинтересные ей книги и старые журналы она отнесла в ближайшую библиотеку. Одежду, из которой выросли она и её сын, отвезла на такси в Центр социальной помощи населению. Даже старую тумбу для обуви с помощью соседа отволокла на площадку для шашлыка. В квартире стало даже как-то легче дышать.

Оставалось ещё разобраться на антресолях, куда Инга не заглядывала уже несколько лет. Какие-то коробки, свёртки, пакеты, рулоны переселились с антресолей на пол, перегородив коридор. Опять пожелтевшие журналы, выгоревшие фотоплёнки – привет из прошлого века, туфли и шляпки давно демодэ. Короче, весь ассортимент для помойки. Но вот Инга открыла коробочку, в которой лежали часы-ходики. Небольшие деревянные часы в виде домика, на крыше которого сидела резная птичка. Вокруг циферблата – голубые и белые цветочки. Под домиком висели две гирьки в виде бронзовых еловых шишек. А между ними на качелях сидела миниатюрная девушка в национальном немецком костюме: белая блузка с пышными рукавами, серая юбка, чёрный жилет, ярко-красный фартук, белые чулки и башмачки. Завершала убранство жёлтая шляпка с маками. Инга вспомнила, это были часы из Кёльна. Когда-то она их уронила по неосторожности, крышка домика откололась. Инга сложила часы в коробку. «Потом склею», – решила она. Но это «потом» всё не наступало, и сувенир оказался забыт на антресолях.

Выбросить жалко. Симпатичные. И потом это память о поездке к сестре. Инга стёрла пыль с часов, нашла клей «Момент» и новую батарейку. В считанные минуты привела всё в порядок. «Делов -то!» Вбила гвоздь в стену между фотографиями сына. И повесила часы. Переведя стрелки в нужное положение, качнула Мёдхен. Именно так её назвал продавец сувенирной лавки в Кёльне.

– Ур мит мёдхен? – переспросил он Ингу, когда та, лихорадочно вспоминая подходящие слова, что-то лепетала и показывала на часы.

Мёдхен стала весело раскачиваться. Но выражение её личика показалось Инге недовольным и даже сердитым.