Дмитрий Красавин - Дневник БОМЖА

И… напился.

Николенька подал начальству заявление об увольнении и утром в понедельник думает отправиться с котомкой за плечами в монастырь.

Жаль. Он, в сущности, неплохой мужик.

Я перед ним в долгу: и жил два месяца на его средства, и крышу над головой благодаря ему имел.

Сейчас я, вроде как, на ноги встаю. С работой наметки появились. Насобирали бы вместе денег, вылечились бы от алкоголизма…

Но ему этот монастырь как мечта детства.

Я говорю:

– Не поймет тебя тамошний игумен, коль обитель «божьим ремнем» назовешь.

А он:

– Смиренным буду. Мне главное – в молитве и трудах тишину обрести.

– Совершенствоваться будешь?

– Душа человека Богом создана, а потому и так совершенна. Отмою ее от всего, что налипло, стану жить своей жизнью, а не в рабстве у зависимостей.

– А по мне: что монастырь, что тюрьма.

– Тебя любовь очищает. Тот, кто любит одного человека, тот своей любовью всего мира касается и через сие чувство к Богу приходит.

– Мудрено рассуждаешь.

– Чего ж тут мудреного? Разве не ты у нее под окнами слушал голоса звезд, музыку ветра, не различая, где ты, где она? Ты не ощущал себя, тебя не было, но ты через любовь свою был всем, основой всего мира. О чем ты думал в тот момент?

– Ни о чем. И кто тебе сказал, что я люблю ее? Я просто был…

– Любить и означает просто быть. Жить сердцем, не оглядываясь на прошлое, не заботясь о будущем, без корысти.

Вчера днем отец Бригитты уехал по своим делам в Америку.

Под утро, ни свет ни заря, я срезал с кустов в соседском саду последние осенние розы, перевязал стебли лентой от новогоднего серпантина и положил огромный букет на ступени ее крыльца.

Кавказец обнюхал цветы и, что-то недовольно проворчав, отошел в сторону.

Ее реакция была изумительной.

Укрывшись опавшей листвой, я наблюдал из своего старого лежбища под кустом, как она вышла из дома, заперла за собой дверь, повернулась, чтобы спуститься с крыльца на дорожку, и тут увидела розы. Она ахнула, сделала шаг назад, потом наклонилась, подняла букет, оглянулась по сторонам…

Кавказец прыгал вокруг нее, норовя лизнуть в щечку, как будто розы – это его работа.

Я прижался к земле, пытаясь слиться с травой и листьями.

Она тихо рассмеялась, позволив кавказцу дотянуться языком до ее щечки. Потом отстранила пса рукой и погрузила лицо в аромат цветов.

Я был счастлив, а она, разбросав веером воздушные поцелуи, вернулась с розами в дом.

Наверное, мне следовало в ответ на поцелуи подняться из своего укрытия и с достоинством поклониться.

Но на мне не было фрака.

Итак, я остался один.

Николенька вчера получил расчет и отправился автобусом в свой монастырь.

Деньги, несмотря на мои протесты, он разделил поровну: «Когда еще свои заработаешь, а жить на что-то надо».

Подарил запасной ключ от плотницкой. Наказал, чтобы вел себя тихо – не ровен час, узнает начальство. «Выгонят – где спать будешь?»

Сегодня суббота. С утра сходил в баню и парикмахерскую.

Деньги жгут карман: три часа курсировал от «Напитков» к калитке ее дома и обратно.

Вспотев и обессилев, присел на холодную скамейку парка.

Ветер кружил по аллее листья, перемешивал в лужах их цветные паруса с белыми кудряшками облаков и громко стучал мокрыми фалами о металлические тела флагштоков возле здания городской администрации.

Прошла насупленная, погруженная в свои проблемы женщина, толкая перед собой низкую детскую коляску.

Проехал малыш на трехколесном велосипеде.

Один, без родителей. Куда, зачем?..

Редкие, на удивление трезвые прохожие сурово и сосредоточено проплывали мимо и исчезали.

Сумятица мыслей, чувств понемногу улеглась, и в какой-то миг я заметил, что в глубине сердца тихо, но отчетливо и чисто звучит так часто снившийся мне когда-то ноктюрн для флейты и рояля с оркестром.

Вот закончили свою партию скрипки, и в тишине космоса зазвучала флейта. Ее нежный, пронзительно одинокий голос звал за собой, обещая покой и даря надежду на существование высокого сакрального смысла жизни. Откликаясь на зов, уронил три нотки рояль. Тембр флейты изменился, подстраиваясь к роялю. Два инструмента в унисон запели о далеком и прекрасном мире единства. Это звучал ее рояль. Тот самый, который подарил мне под ее окнами радость слез. Спустя миг снова зазвучали скрипки, за ними вступили виолончель, фагот. Все вокруг наполнилось чарующими звуками ноктюрна.