Михаил Соловьев: Продам душу, дорого!

По улице проходят зеваки и поглядывают, на то как я мастерски, резкими и четкими движениями вырисовываю портрет. Из нечего делаю шедевр.

Передаю листку красоту этой девушки и запечатлею ее с точностью, до каждой родинки, каждого изгиба, каждой веснушки.

И вот уже контуры нарисованы, я начинаю рисовать лицо, мелкие детали, которые придадут индивидуальности моему портрету. Нежные изгибы тоненьких губ, кверху приподнятые уголки. Тоненькие брови которые от хихиканий подрагивают. Реснички которые хлопают словно крылышки у бабочки. Носик, который шмыгает от холода, глазки которые игриво поглядывают на меня, пробегаются от головы до ног, рассматривая полностью.

Черты лица уже на бумаге, осталось дорисовать волосы одежду и фон. С фоном я не заморачивался, осенний листопад или градиентом от темного к светлому.

И вуаля картина уходит покупателю, деньги в карман, доля крыше. Ну точнее не совсем крыше, плачу в основном за место, что бы не выгнали. Ну а за защиту отдельный налог. Такие правила работы на Арбате. Либо ты подчинялся, либо искал другое место.

В стране вообще происходит бардак, полки пустые, люди теряют работу, начинались суровые времена, но не для меня, деньги платят, я создаю эксклюзивные сувениры. Первые бизнесмены начали идти в ногу с Американской мечтой. Уже было не достаточно просто работать на заводе или врачем. Каждый хотел денег, каждый хотел наконец то пожить. Но не у всех это получалось и такое смутное время сминало судьбы людей, как не удавшийся портрет и отправляло в урну.

Итак дорисовав картину этой прекрасной особе, я сворачиваю в трубочку и обвязываю красной ленточкой. Протягиваю ей скрученный шедевр, она суёт руку в карман и извлекает несколько билетов банка России, свежие недавно поменянные с советских. Эти купюры выглядят явно лучше чем советские, правда наминал 5000, 10000, чувствуешь себя очень богатым. Но это ошибочно, так как нужно не забывать про инфляцию, которая прокатилась снежным комом по стране.

Деньги обесценились, превратившись в бумажку с кучей нолей.

Так я и жил, схема простая, я рисую- мне платят, мне дают рисовать- я плачу. Но в конечном итоге, до конца осознав, что не хочу быть проходным звеном в этой цепочке, я подумал, а почему я должен платить? Я хочу, что бы деньги оставались мне, меня не интересовало отдавать большую часть своего заработка кому то, кто хотел поживиться, только применяя силу.

Мой друг Толя Свиридов, он же Том, предложил отличную идею, как поднять денег.

Его отец был послом в Польше и часто присылал вместе с его мамой шмотки заграничные, но шмотки уже были у многих и это было мелковато и не приносило того дохода, о котором я мечтал. Мы продавали их, но не могли позволить себе закупать, что то стоящее. Но зато появился новый товар. Био добавки «Гербалайф». Так и началось мое знакомство с миром продаж и крупных заработков.

Том стоя у входной двери и молотил в неё своим большим кулаком.

Рост Тома был почти два метра, широк в плечах, но при этом смазливое лицо. У меня никогда в голове не укладывалось, как такое возможно. При его габаритах, он с легкостью мог вышибить эту дверь одним пинком, но вместо этого стоял и терпеливо стучал, ожидая пока я открою. Переминался с ноги на ногу в нетерпеливом ожидании, новость которую он хотел мне сказать, съедала его изнутри. Она требовала выйти наружу.

– Сёма! – кричал на всю квартиру отец.

По телевизору шло «поле чудес». Это было его единственное развлечение, разве, что повтор «спрута» мог заставить его изменить свою программу.

Завод в котором работал отец благополучно закрылся, производство встало и он осел дома. Пережёванный и выплюнутый в суровую Российскую реальность, он был не готов к таким переменам. Все занимались бизнесом, рекетом, но не как ни честным трудом. А он трудяга, поэтому и оказался на обочине жизни. Ему трудно было воспринять новую Россию, он жил ещё где то там, далеко в СССР, отставая от времени.

Я подошёл к хлипкой деревянной двери и крутанул ключ, который торчал из замка. Открыл дверь и впустил Тома. Тот что то бубнил недовольно, но вскоре просветлел.

– Ну че Сем, сегодня приедут наши заветные БАДы.– радостно потёр руки он.

– А по бабкам как? – спросил я.

– Два касаря грина.– ухмыльнувшись сказал Том.

– Чего какие два? – я оторопел и упёр руки в бока.– о чем договор был, Том ты издеваешься? Договор был о пятьсот тире касар. Но ни как ни два касаря, гребаных баксов.

Том рассмеялся, но быстро остановился. В комнате отец демонстративно покашлял, давая нам понять, что мы ему мешаем и мы перешли ко мне в комнату.